Page 481 - Тихий Дон
P. 481

Наталья, не удержавшись, громко всхлипнула. Григорий рукой трясуче гладил голову
               ее,  потный  лоб  и  мокрое  лицо.  Правой  спокойно  шарил  у  себя  по  груди,  а  пальцы
               механически застегивали и расстегивали пуговицы нательной рубахи.
                     — Молчи, молчи! — чуть слышно шептал он Наталье. И в этот миг знал непреложно,
               что духом готов на любое испытание и унижение, лишь бы сберечь свою и родимых жизнь.
                     Спичка  осветила  лицо  привставшего  Александра,  широкий  обод  носа,  рот,
               присосавшийся к папироске. Слышно было, как он вполголоса заворчал и, вздохнув сквозь
               многоголосый храп, стал одеваться.
                     Григорий,  нетерпеливо  прислушивавшийся,  в  душе  бесконечно  благодарный
               рыжебровому, радостно дрогнул, услышав под окном шаги и негодующий голос:
                     — И вот он все привязывается… что делать… беда… товарищ комиссар…
                     Шаги зазвучали в сенцах, скрипнула, отворившись, дверь. Чей-то молодой командный
               голос приказал:
                     — Александр Тюрников, одевайся и сейчас же уходи отсюда. Ночевать будешь у меня
               на квартире, а завтра мы тебя будем судить за недостойное красноармейца поведение.
                     Григорий  встретил  доброжелательный  острый  взгляд  стоявшего  у  дверей,  рядом  с
               рыжебровым, человека в черной кожаной куртке.
                     Он по виду молод и по-молодому суров; с чересчур уж подчеркнутой твердостью были
               сжаты его губы, обметанные юношеским пушком.
                     — Беспокойный гость попался, товарищ? — обратился он к Григорию, чуть приметно
               улыбаясь. — Ну, теперь спите, мы его завтра утихомирим. Всего доброго. Идем, Тюрников!
                     Ушли,  и  Григорий  вздохнул  облегченно.  А  наутро  рыжебровый,  расплачиваясь  за
               квартиру и харчи, нарочито замешкался и сказал:
                     — Вот, хозяева, не обижайтесь на нас. У нас этот Александр вроде головой тронутый.
               У  него  в  прошлом  году  на  глазах  офицеры  в  Луганске  —  он  из  Луганска  родом  —
               расстреляли мать и сестру. Оттого он такой… Ну спасибо. Прощайте. Да, вот детишкам чуть
               было не забыл! — И, к несказанной радости ребят, вытащил из вещевого мешка и сунул им в
               руки по куску серого от грязи сахара.
                     Пантелей Прокофьевич растроганно глядел на внуков:
                     — Ну вот им гостинец! Мы его, сахар-то, года полтора уж не видим… Спаси Христос,
               товарищ!.. Кланяйтесь дяденьке! Полюшка, благодари!.. Милушка, чего же ты набычилась,
               стоишь?
                     Красноармеец вышел, и старик — гневно к Наталье:
                     — Необразованность  ваша!  Хочь  бы  пышку  дала  ему  на  дорогу.  Отдарить-то  надо
               доброго человека? Эх!
                     — Беги! — приказал Григорий.
                     Наталья,  накинув  платок,  догнала  рыжебрового  за  калиткой.  Краснея  от  смущения,
               сунула пышку ему в глубокий, как степной колодец, карман шинели.

                                                             XVII

                     В полдень через хутор спешным маршем прошел 6-й Мценский краснознаменный полк,
               захватив  кое  у  кого  из  казаков  строевых  лошадей.  За  бугром  далеко  погромыхивали
               орудийные раскаты.
                     — По Чиру бой идет, — определил Пантелей Прокофьевич.
                     На вечерней заре и Петро и Григорий не раз выходили на баз. Слышно было по Дону,
               как  где-то,  не  ближе  Усть-Хоперской,  глухо  гудели  орудия  и  совсем  тихо  (нужно  было
               припадать ухом к промерзлой земле) выстрачивали пулеметы.
                     — Неплохо и там осланивают! Генерал Гусельщиков там с гундоровцами, — говорил
               Петро, обметая снег с колен и папахи, и уж совершенно не к разговору добавил:  — Коней
               заберут у нас. Твой конь, Григорий, из себя видный, видит бог — возьмут!
                     Но старик догадался раньше их. На ночь повел Григорий обоих строевых поить, вывел
   476   477   478   479   480   481   482   483   484   485   486