Page 481 - Тихий Дон

Наталья, не удержавшись, громко всхлипнула. Григорий рукой трясуче гладил голову
ее, потный лоб и мокрое лицо. Правой спокойно шарил у себя по груди, а пальцы
механически застегивали и расстегивали пуговицы нательной рубахи.
— Молчи, молчи! — чуть слышно шептал он Наталье. И в этот миг знал непреложно,
что духом готов на любое испытание и унижение, лишь бы сберечь свою и родимых жизнь.
Спичка осветила лицо привставшего Александра, широкий обод носа, рот,
присосавшийся к папироске. Слышно было, как он вполголоса заворчал и, вздохнув сквозь
многоголосый храп, стал одеваться.
Григорий, нетерпеливо прислушивавшийся, в душе бесконечно благодарный
рыжебровому, радостно дрогнул, услышав под окном шаги и негодующий голос:
— И вот он все привязывается… что делать… беда… товарищ комиссар…
Шаги зазвучали в сенцах, скрипнула, отворившись, дверь. Чей-то молодой командный
голос приказал:
— Александр Тюрников, одевайся и сейчас же уходи отсюда. Ночевать будешь у меня
на квартире, а завтра мы тебя будем судить за недостойное красноармейца поведение.
Григорий встретил доброжелательный острый взгляд стоявшего у дверей, рядом с
рыжебровым, человека в черной кожаной куртке.
Он по виду молод и по-молодому суров; с чересчур уж подчеркнутой твердостью были
сжаты его губы, обметанные юношеским пушком.
— Беспокойный гость попался, товарищ? — обратился он к Григорию, чуть приметно
улыбаясь. — Ну, теперь спите, мы его завтра утихомирим. Всего доброго. Идем, Тюрников!
Ушли, и Григорий вздохнул облегченно. А наутро рыжебровый, расплачиваясь за
квартиру и харчи, нарочито замешкался и сказал:
— Вот, хозяева, не обижайтесь на нас. У нас этот Александр вроде головой тронутый.
У него в прошлом году на глазах офицеры в Луганске — он из Луганска родом —
расстреляли мать и сестру. Оттого он такой… Ну спасибо. Прощайте. Да, вот детишкам чуть
было не забыл! — И, к несказанной радости ребят, вытащил из вещевого мешка и сунул им в
руки по куску серого от грязи сахара.
Пантелей Прокофьевич растроганно глядел на внуков:
— Ну вот им гостинец! Мы его, сахар-то, года полтора уж не видим… Спаси Христос,
товарищ!.. Кланяйтесь дяденьке! Полюшка, благодари!.. Милушка, чего же ты набычилась,
стоишь?
Красноармеец вышел, и старик — гневно к Наталье:
— Необразованность ваша! Хочь бы пышку дала ему на дорогу. Отдарить-то надо
доброго человека? Эх!
— Беги! — приказал Григорий.
Наталья, накинув платок, догнала рыжебрового за калиткой. Краснея от смущения,
сунула пышку ему в глубокий, как степной колодец, карман шинели.

XVII

В полдень через хутор спешным маршем прошел 6-й Мценский краснознаменный полк,
захватив кое у кого из казаков строевых лошадей. За бугром далеко погромыхивали
орудийные раскаты.
— По Чиру бой идет, — определил Пантелей Прокофьевич.
На вечерней заре и Петро и Григорий не раз выходили на баз. Слышно было по Дону,
как где-то, не ближе Усть-Хоперской, глухо гудели орудия и совсем тихо (нужно было
припадать ухом к промерзлой земле) выстрачивали пулеметы.
— Неплохо и там осланивают! Генерал Гусельщиков там с гундоровцами, — говорил
Петро, обметая снег с колен и папахи, и уж совершенно не к разговору добавил: — Коней
заберут у нас. Твой конь, Григорий, из себя видный, видит бог — возьмут!
Но старик догадался раньше их. На ночь повел Григорий обоих строевых поить, вывел