Page 529 - Тихий Дон

Казак помялся, но все же ответил. Григорию захотелось проведать о настроении
хоперцев.
— Что гутарили промеж себя казаки?
— Неохота, мол, идтить…
— Знают в полку, против чего мы восстали?
— Откеда же знать-то?
— Почему же неохотно шли?
— Дык казаки же вы-то! А тут надоело пестаться с войной. Мы ить как с красными
пошли — и вот досе.
— У нас, может, послужишь?
Казак пожал узкими плечами.
— Воля ваша! Оно бы неохота…
— Ну, ступай. Пустим к жене… Наскучал небось?
Григорий, сузив глаза, посмотрел вслед уходившему казаку, позвал Прохора. Долго
курил, молчал. Потом подошел к окну, стоя спиной к Прохору, спокойно приказал:
— Скажи ребятам, чтоб вон энтого, какого я зараз допрашивал, потихоньку увели в
сады. Казаков красных я в плен не беру! — Григорий круто повернулся на стоптанных
каблуках. — Нехай зараз же его… Ходи!
Прохор ушел. С минуту стоял Григорий, обламывая хрупкие веточки гераней на окне,
потом проворно вышел на крыльцо. Прохор тихо говорил с казаками, сидевшими на сугреве
под амбаром.
— Пустите пленного. Пущай ему пропуск напишут, — не глядя на казаков, сказал
Григорий и вернулся в комнату, стал перед стареньким зеркалом, недоуменно развел руками.
Он не мог объяснить себе, почему он вышел и велел отпустить пленного. Ведь испытал
же он некоторое злорадное чувство, что-то похожее на удовлетворение, когда с усмешкой
про себя проговорил: «Пустим к жене… Ступай», — а сам знал, что сейчас позовет Прохора
и прикажет хоперца стукнуть в садах.
Ему было слегка досадно на чувство жалости, — что же иное, как не безотчетная
жалость, вторглось ему в сознание и побудило освободить врага? И в то же время
освежающе радостно… Как это случилось? Он сам не мог дать себе отчета. И это было тем
более странно, что вчера же сам он говорил казакам: «Мужик — враг, но казак, какой зараз
идет с красными, двух врагов стоит! Казаку, как шпиону, суд короткий: раз, два — и в божьи
ворота».
С этим неразрешенным, саднящим противоречием, о восставшим чувством неправоты
своего дела Григорий и покинул квартиру. К нему пришли командир Чирского полка —
высокий атаманец с неприметными, мелкими, стирающимися в памяти чертами лица и двое
сотенных.
— Подвалили ишо подкрепления! — улыбаясь, сообщил полковой. — Три тысячи
конных с Наполова, о Яблоневой речки, с Гусынки, окромя двух сотен пеших. Куда ты их
будешь девать, Пантелевич?
Григорий повесил маузер и щегольскую полевую сумку, доставшиеся от Лихачева,
вышел на баз. Тепло грело солнце. Небо было по-летнему высоко и сине, и по-летнему шли
на юг белые барашковые облака. Григорий на проулке собрал всех командиров
посовещаться. Сошлось их около тридцати человек, расселись на поваленном плетне,
загулял по рукам чей-то кисет»
— Какие будем планы строить? Каким родом нам резануть вот эти полки, что
потеснили нас от Чистяковки, и куда будем путя держать? — спросил Григорий и попутно
передал содержание приказа Кудинова.
— А сколько их супротив нас? Дознался у пленного? — помолчав, спросил один из
сотенных.
Григорий перечислил полки, противостоящие им, бегло подсчитал вероятное число
штыков и сабель противника. Помолчали казаки. На совете нельзя было выступать с глупым,