Page 693 - Тихий Дон

на все рукой — будь что будет!
Получив из рук генерала Сидорина награду, Дарья повеселела. Она пришла с плаца в
тот день оживленная и счастливая. Блестя глазами, указала Наталье на медаль.
— За что это тебе? — удивилась Наталья.
— Это за кума Ивана Алексеевича, царство ему небесное, сукиному сыну! А это — за
Петю… — И, похваляясь, развернула пачку хрустящих донских кредиток.
В поле Дарья так и не поехала. Пантелей Прокофьевич хотел было отправить ее с
харчами, но Дарья решительно отказалась:
— Отвяжитесь, батенка, я уморилась с дороги!
Старик нахмурился. Тогда Дарья, чтобы сгладить грубоватый отказ, полушутливо
сказала:
— В такой день грех вам будет заставлять меня ехать на поля. Мне нынче праздник!
— Отвезу и сам, — согласился старик. — Ну, а деньги как?
— Что — деньги? — Дарья удивленно приподняла брови.
— Деньги, спрашиваю, куда денешь?
— А это уж мое дело. Куда захочу, туда и дену!
— То есть как же это так? Деньги-то за Петра тебе выдали?
— Выдали их мне, и вам ими не распоряжаться.
— Да ты семьянинка или кто?
— А вы чего от этой семьянинки хотите, батенка? Деньги себе забрать?
— Не к тому, что все забрать, но Петро-то сын нам был или кто, по-твоему? Мы-то со
старухой должны быть в части?
Притязания свекра были явно неуверенны, и Дарья решительно взяла перевес.
Издевательски спокойно она сказала:
— Ничего я вам не дам, даже рубля не дам! Вашей части тут нету, ее бы вам на руки
выдали. Да с чего вы взяли, будто и ваша часть тут есть? Об этом и разговору не было, и вы
за моими хоть не тянитесь, не получите!
Тогда Пантелей Прокофьевич предпринял последнюю попытку.
— Ты в семье живешь, наш хлеб ешь, значит — и все у нас должно быть общее. Что это
за порядки, ежели каждый зачнет поврозь свое хозяйство заводить? Я этого не дозволю! —
сказал он.
Но Дарья отразила и эту попытку овладеть собственно ей принадлежащими деньгами.
Бесстыдно улыбаясь, она заявила:
— Я с вами, батенка, не венчанная, нынче у вас живу, а завтра замуж выйду, и только
вы меня и видали! А за прокорм я вам не обязана платить. Я на вашу семью десять лет
работала, спину не разгинала.
— Ты на себя работала, сука поблудная! — возмущенно крикнул Пантелей
Прокофьевич. Он еще что-то орал, но Дарья и слушать не стала, повернулась перед самым
его носом, взмахнув подолом, ушла к себе в горницу. «Не на таковскую напал!» — шептала
она, насмешливо улыбаясь.
На том разговор и кончился. Воистину, не такая была Дарья, чтобы уступить свое,
убоявшись стариковского гнева.
Пантелей Прокофьевич собрался ехать в поле и перед отъездом коротко поговорил с
Ильиничной.
— Ты за Дарьей поглядывай, — попросил он.
— А чего за ней глядеть? — удивилась Ильинична.
— Того, что она сорвется и уйдет из дому и из нашего добра с собой прихватит. Я так
гляжу, что неспроста она крылья распущает… Видать, приискала себе в пару и не
нынче-завтра выскочит замуж.
— Должно быть, так, — со вздохом согласилась Ильинична. — Живет она, как хохол
на отживе, ничего ей не мило, все не по ней… Она зараз — отрезанный ломоть, а отрезанный
ломоть, как ни старайся, не прилепишь.