Page 66 - Тихий Дон
P. 66

табун)  пришел  к  Сергею  Платоновичу  Митька  (нарочно  припозднился,  чтоб  не  видели
               люди). Не просто так-таки пришел, а сватать дочь его Елизавету.
                     До этого виделся он с ней раза четыре, не больше. В последнюю встречу между ними
               происходил такой разговор:
                     — Выходи за меня замуж, Лизавета, а?
                     — Глупость!
                     — Жалеть буду, кохать буду… Работать у нас есть кому, будешь у окна сидеть, книжки
               читать.
                     — Дурак ты.
                     Митька  обиделся  и  замолчал.  Ушел  в  этот  вечер  домой  рано,  а  утром  заявил
               изумленному Мирону Григорьевичу:
                     — Батя, жени.
                     — Окстись.
                     — На самом деле, не шутейно говорю.
                     — Приспичило?
                     — Чего уж там…
                     — Какая ж прищемила, не Марфушка-дурочка?
                     — Засылай сватов к Сергею Платоновичу.
                     Мирон  Григорьевич  аккуратно  разложил  на  лавке  чеботарный инструмент  (чинил он
               шлеи), хахакнул:
                     — Ты, сынок, ноне веселый, вижу.
                     Митька уперся в свое, как бугай в стену; отец вспылил:
                     — Дурак!  У  Сергея  Платоновича  капиталу  более  ста  тысячев;  купец,  а  ты?..  Иди-ка
               отсель, не придуривайся, а то вот шлеей потяну жениха этого!
                     — У нас четырнадцать пар быков, именье вон какое, опять же он мужик, а мы казаки.
                     — Ступай! — коротко приказал Мирон Григорьевич, не любивший долгих разговоров.
                     Митька  встретил  сочувствие  лишь  у  деда  Гришаки.  Тот  приковылял  к  сыну,  цокая
               костылем по полу.
                     — Мирон!
                     — Ну?
                     — Что супротивничаешь? Раз парню пришлась как раз…
                     — Батя, вы — чистое дите, истинный бог! Уж Митрий глупой, а вы на диковину…
                     — Цыц! —  пристукнул  дед  Гришака. —  Аль  мы  им  не  ровня?  Он  за  честь  должен
               принять, что за его дочерю сын казака сватается. Отдаст с руками и с потрохами. Мы люди
               по всему округу звестные. Не голутьва, а хозяева!.. Да-с!.. Поезжай, Мирошка, нечего там! В
               приданое мельницу нехай дает. Проси!
                     Мирон  Григорьевич  запыхтел  и  ушел  на  баз,  а  Митька порешил  дождаться  вечера и
               идти самому — знал: отцово упрямство что вяз на корню: гнуться — гнется, а сломить и не
               пробуй.
                     Дошел до парадного, посвистывая, а тут оробел. Потоптался и пошел через двор. На
               крыльце спросил у горничной, гремевшей накрахмаленным фартуком:
                     — Сам дома?
                     — Чай пьют. Подожди.
                     Сел,  подождал,  выкурил  цигарку  и,  послюнявив  пальцы,  затушил,  а  окурок  густо
               размазал по полу. Сергей Платонович вышел, обметая с жилета крошки сухаря; увидел — и
               сдвинул брови.
                     — Пройдите.
                     Митька  первый  вошел  в  прохладный,  пахнущий  книгами  и  табаком  кабинет,
               почувствовал,  что  той  смелости,  которой  зарядился  из  дому,  хватило  как  раз  до  порога
               кабинета.
                     Сергей Платонович подошел к столу, крутнулся на пискнувших каблуках.
                     — Ну? — Пальцы за его спиной царапали доску письменного стола.
   61   62   63   64   65   66   67   68   69   70   71