Page 65 - Тихий Дон

Митька поднял рыбу, протянул выходившей из баркаса Елизавете.
— Возьми улов-то. На!
Она испуганно взмахнула ресницами, взяла.
— Ну, я пойду.
— Что ж.
Пошла, держа в откинутой руке нанизанную на таловую хворостинку рыбу, жалкая,
растерявшая в боярышнике недавнюю самоуверенность и веселость.
— Лизавета!
Она повернулась, тая в изломе бровей досаду и недоуменье.
— Вернись-ка на-час.
И когда подошла поближе, сказал, досадуя на свое смущенье:
— Недоглядели мы с тобой… Эх, юбка-то сзади… пятнышко… махонькое оно…
Она вспыхнула и залилась краской до ключиц.
Митька, помолчав, посоветовал:
— Иди задами.
— Все равно через площадь надо идти. Хотела ведь черную юбку надеть, —
прошептала, с тоской и неожиданной ненавистью озирая Митькино лицо.
— Дай листком обзеленю? — просто предложил Митька и удивился выступившим на
глазах ее слезам.
…Ветровым шелестом-перешепотом поползла по хутору новость: «Митька Коршунов
Сергея Платоновича дочку обгулял!» Гутарили бабы на прогоне зарей, когда прогоняли
табун коров, под узенькой, плавающей в серой пыли тенью колодезного журавля, проливая
из ведер воду, у Дона на плитняках самородного камня, выколачивая простиранные
лохунишки.
— То-то оно без родной матушки.
— Самому-то дохнуть некогда, а мачеха скрозь пальцев поглядывает…
— Надысь сторож Давыдка Беспалый рассказывал: «Гляжу в полночь, а в крайнюю
окно гребется человек. Ну, думаю, вор к Платоновичу. Подбегаю, стал быть. — Кто такое
есть? Полицевский, сюда! — А это, стал быть, он и есть, Митька».
— Девки ноне, хвитина им в дыхло, пошли…
— Митька мому Микишке расписывал: «Дескать, сватать буду».
— Нехай хоть трошки сопли утрет!
— Приневолил ее, гутарили надысь, ссильничал…
— И-и-и, кума!..
Текли по улицам и проулкам слухи, мазали прежде чистое имя девушки, как свежие
ворота густым дегтем…
Пала молва на лысеющую голову Сергея Платоновича и придавила к земле. Двое суток
не выходил ни в магазин, ни на мельницу. Прислуга, жившая на низах, появлялась только
перед обедом.
На третий день заложили Сергею Платоновичу в беговые дрожки серого в яблоках
жеребца, укатил в станицу, важно и недоступно кивая головой встречавшимся казакам. А
следом за ним прошуршала из двора блестящая лаком венская коляска. Кучер Емельян,
слюнявя прикипевшую к седеющей бороденке гнутую трубочку, разобрал синее шелковье
вожжей, и пара вороных, играючись, защелкала по улице. За кручей Емельяновой спины
виднелась бледная Елизавета. Легонький чемоданчик держала в руках и невесело улыбалась;
махала перчаткой стоявшим у ворот Владимиру и мачехе. Хромавший из лавки Пантелей
Прокофьевич поинтересовался, обращаясь к дворовому Никите:
— Куда же отправилась наследница-то?
И тот, снисходя к простой человеческой слабости, ответил:
— В Москву, на ученье, курсы проходить.
На другой день случилось событие, рассказ о котором долго пережевывали и у Дона, и
под тенью колодезных журавлей, и на прогоне… Перед сумерками (из степи проплыл уже