Page 728 - Тихий Дон

третью занимает английский офицер с двумя своими денщиками, да окромя ишо один наш
офицер с ними.
— Может, у них как устроитесь? — доброжелательно сказал второй казак с густой
проседью в бороде, с погонами старшего урядника.
— Нет, я уж лучше тут. Мне места немного надо, на полу ляжу, я вас не потесню. —
Григорий снял шинель, ладонью пригладил волосы, сел к столу.
Прохор вышел к лошадям.
В соседней комнате, вероятно, слышали разговор. Минут пять спустя вошел маленький,
щеголевато одетый поручик.
— Вы ищете ночлега? — обратился он к Григорию и, мельком глянув на его погоны, с
любезной улыбкой предложил: — Переходите к нам, в нашу половину, сотник. Я и
лейтенант английской армии господин Кэмпбелл просим вас, там вам будет удобнее. Моя
фамилия — Щеглов. Ваша? — Он пожал руку Григория, спросил: — Вы с фронта? Ах, из
отпуска! Пойдемте, пойдемте! Мы рады будем оказать вам гостеприимство. Вы, вероятно,
голодны, а у нас есть чем угостить.
У поручика на френче из превосходного светло-зеленого сукна болтался офицерский
Георгий, пробор на небольшой голове был безукоризнен, сапоги тщательно начищены, от
матово-смуглого лица, от всей его статной фигуры веяло чистотой и устойчивым запахом
какого-то цветочного одеколона. В сенях он предупредительно пропустил вперед Григория,
сказал:
— Дверь налево. Осторожнее, здесь ящик, не стукнитесь.
Навстречу Григорию поднялся молодой рослый и плотный лейтенант, с пушистыми
черными усиками, прикрывавшими наискось рассеченную верхнюю губу, и близко
поставленными серыми глазами. Поручик представил ему Григория, что-то сказал
по-английски. Лейтенант потряс руку гостя и, глядя то на него, то на поручика, сказал
несколько фраз, жестом пригласил сесть.
Посреди комнаты стояли в ряд четыре походные кровати, в углу громоздились какие-то
ящики, дорожные мешки, кожаные чемоданы. На сундуке лежали: ручной пулемет
незнакомой Григорию системы, чехол от бинокля, патронные цинки, карабин с темной
ложей и новеньким, непотертым, тускло-сизым стволом.
Лейтенант что-то говорил приятным глухим баском, дружелюбно поглядывая на
Григория. Григорий не понимал чужой, странно звучавшей для его уха речи, но,
догадываясь, что говорят о нем, испытывал состояние некоторой неловкости. Поручик рылся
в одном из чемоданов, улыбаясь, слушал, потом сказал:
— Мистер Кэмпбелл говорит, что очень уважает казаков, что, по его мнению, они
отличные кавалеристы и воины. Вы, вероятно, хотите есть? Вы пьете? Он говорит, что
опасность сближает… Э, черт, всякую ерунду говорит! — Поручик извлек из чемодана
несколько консервных банок, две бутылки коньяку и снова нагнулся над чемоданом,
продолжая переводить: — По его словам, его очень любезно принимали казачьи офицеры в
Усть-Медведицкой. Они выпили там огромную бочку донского вина, все были пьяны в лоск
и превесело провели время с какими-то гимназистками. Ну, уж это как водится! Он считает
для себя приятной обязанностью отплатить за оказанное ему гостеприимство не меньшим
гостеприимством. И вы должны будете это перенести. Мне вас жаль… Вы пьете?
— Спасибо. Пью, — сказал Григорий, украдкой рассматривая свои грязные от поводьев
и дорожной пыли руки.
Поручик поставил на стол банки — ловко вскрывая их ножом, со вздохом сказал:
— Знаете, сотник, он меня замучил, этот английский боров! Пьет с утра и до поздней
ночи. Хлещет ну бесподобно! Я сам, знаете ли, не прочь выпить, но в таких гомерических
размерах не могу. А этот, — поручик, улыбаясь, глянул на лейтенанта, неожиданно для
Григория матерно выругался, — льет и натощак и всячески!
Лейтенант улыбался, кивал головой, ломаным русским языком говорил:
— Та, та!.. Хор'ошо… Нато вып'ит фаш здор'ов!