Page 723 - Тихий Дон

Аксинью. Она издали поклонилась, чуть приметно улыбнулась. Улыбка ее была
выжидающей и тревожной. Григорий ответил на поклон, но разминуться молча не смог.
— Как живешь? — спросил он, незаметно натягивая вожжи, умеряя легкий шаг
лошадей.
— Ничего, спасибо, Григорий Пантелеевич.
— Что это тебя не видно?
— На полях была… Бьюсь одна с хозяйством.
Вместе с Григорием на возу сидел Мишатка. Может быть, поэтому Григорий не
остановил лошадей, не стал больше занимать Аксинью разговором. Он отъехал несколько
саженей, обернулся, услышав оклик. Аксинья стояла около плетня.
— Долго пробудешь в хуторе? — спросила она, взволнованно ощипывая лепестки
сорванной ромашки.
— Днями уеду.
По тому, как Аксинья на секунду замялась, было видно, что она хотела еще что-то
спросить. Но почему-то не спросила, махнула рукой и торопливо пошла на выгон, ни разу не
оглянувшись.

XIX

Небо заволокло тучами. Накрапывал мелкий, будто сквозь сито сеянный, дождь.
Молодая отава, бурьяны, раскиданные по степи кусты дикого терна блестели.
Крайне огорченный преждевременным отъездом из хутора, Прохор ехал молча, за всю
дорогу ни разу не заговорил с Григорием. За хутором Севастьяновским повстречались им
трое конных казаков. Они ехали в ряд, поталкивая каблуками лошадей, оживленно
разговаривая. Один из них, пожилой и рыжебородый, одетый в серый домотканый зипун,
издали узнал Григория, громко сказал спутникам: «А ить это Мелехов, братушки!» — и,
поравнявшись, придержал рослого гнедого коня.
— Здорово живешь, Григорий Пантелевич! — приветствовал он Григория.
— Здравствуй! — ответил Григорий, тщетно пытаясь вспомнить, где он встречался с
этим рыжебородым, мрачным на вид казаком.
Его, как видно, недавно произвели в подхорунжий, и он, чтобы не сойти за простого
казака, нашил новенькие погоны прямо на зипун.
— Не угадаешь? — спросил он, подъезжая «вплотную, протягивая широкую, покрытую
огненно-красными волосами руку, крепко дыша запахом водочного перегара. Тупое
самодовольство сияло на лице новоиспеченного подхорунжего, крохотные голубые глазки
его искрились, под рыжими усами губы расползались в улыбку.
Нелепый вид зипунного офицера развеселил Григория. Не скрывая насмешки, он
ответил:
— Не угадаю. Видать, я встречался с тобой, когда ты был ишо рядовым… Тебя недавно
произвели в подхорунжий?
— В самый раз попал! С неделю как произвели. А встречались мы с тобой у Кудинова в
штабе, кажись — под благовещение. Ты меня тогда из одной беды выручил, вспомни-ка! Эй,
Трифон! Езжайте помаленьку, я догоню! — крикнул бородач приостановившимся
неподалеку казакам.
Григорий с трудом припомнил, при каких обстоятельствах виделся с рыжим
подхорунжим, вспомнил и кличку его: «Семак» и отзыв о нем Кудинова: «Стреляет,
проклятый, без промаху! Зайцев на бегу из винтовки бьет, и в бою лихой, и разведчик
хороший, а умом — малое дите». Семак, в восстание командуя сотней, совершил какой-то
проступок, за который Кудинов хотел с ним расправиться, но Григорий вступился, и Семак
был помилован и оставлен на должности командира сотни.
— С фронта? — спросил Григорий.
— Так точно, в отпуск еду из-под Новохоперска. Чудок, верст полтораста, кругу дал,