Page 730 - Тихий Дон

морщась и тщетно стараясь поймать вилкой скользивший по тарелке абрикос. — Один
ближе слезет, другой едет дальше, вроде как на поезде…
— Вы разве не до конечной станции собираетесь ехать?
Григорий чувствовал, что пьянеет, но хмель еще не осилил его; смеясь, он ответил:
— До конца у меня капиталу на билет не хватит… А вы?
— Ну, у меня другое положение: если даже высадят, то пешком по шпалам пойду до
конца!
— Тогда счастливого путя вам! Давайте выпьем!
— Придется. Лиха беда начало…
Лейтенант чокался с Григорием и поручиком, пил молча, почти не закусывал. Лицо его
стало кирпично-красным, глаза посветлели, в движениях появилась рассчитанная
медлительность. Еще не допили второй бутылки, а он уж тяжело поднялся, уверенно прошел
к чемоданам, достал и принес три бутылки коньяку. Ставя их на стол, улыбнулся краешком
губ, что-то пробасил.
— Мистер Кэмпбелл говорит, что надо продлить удовольствие. Черт бы его побрал,
этого мистера! Вы как?
— Что ж, можно продлить, — согласился Григорий.
— Да, но каков размах! В этом английском теле — душа русского купца. Я, кажется,
уже готов…
— По вас не видно, — слукавил Григорий.
— Кой черт! Я слаб сейчас, как девица… Но еще могу соответствовать, да-да, могу
соответствовать, и даже вполне!
Поручик после выпитого стакана заметно осовел: черные глаза его замаслились и
начали слегка косить, лицевые мускулы ослабли, губы почти перестали повиноваться, и под
матовыми скулами ритмично задергались живчики. Выпитый коньяк подействовал на него
оглушающе. У поручика было выражение, как у быка, которого перед зарезом ахнули по лбу
десятифунтовым молотом.
— Вы ишо в полной форме. Впились, и он вам нипочем, — подтвердил Григорий. Он
тоже заметно охмелел, но чувствовал, что может выпить еще много.
— Серьезно? — Поручик повеселел. — Нет, нет, я несколько раскис вначале, а сейчас
— пожалуйста, сколько угодно! Именно — сколько угодно! Вы мне нравитесь, сотник. В вас
чувствуется, я бы сказал, сила и искренность. Это мне нравится. Давайте выпьем за родину
этого дурака и пьяницы. Он, правда, скотоподобен, но родина его хороша. «Правь, Британия,
морями!» Пьем? Только не по всей! За вашу родину, мистер Кэмпбелл! — Поручик выпил,
отчаянно зажмурившись, закусил ветчиной. — Какая это страна, сотник! Вы не можете
представить, а я жил там… Ну, выпьем!
— Какая бы ни была мать, а она родней чужой.
— Не будем спорить, выпьем!
— Выпьем.
— Из нашей родины надо гниль вытравлять железом и огнем, а мы бессильны.
Оказалось так, что у нас вообще нет родины. Ну и черт с ней! Кэмпбелл не верит, что мы
справимся с красными.
— Не верит?
— Да, не верит. Он плохого мнения о нашей армии и с похвалой отзывается о красных.
— Он участвовал в боях?
— Еще бы! Его едва не сцапали красные. Проклятый коньяк!
— Крепок! Он такой же, как спирт?
— Немного слабее. Кэмпбелла выручила из беды кавалерия, а то бы его взяли. Это —
под хутором Жуковом. Красные тогда отбили у нас один танк… Вид у вас грустный. В чем
дело?
— У меня жена недавно померла.
— Это ужасно! Остались дети?