Page 725 - Тихий Дон

расстояние.
— Купцы едут! — насмешливо говорил Прохор, издали увидав конных,
сопровождавших подводу с награбленным имуществом.
Впрочем, не все ехали на побывку обремененные добычей. На одном из хуторов,
остановившись возле колодца, чтобы напоить коней, Григорий услышал доносившуюся из
соседнего двора песню. Пели, судя по ребячески чистым, хорошим голосам, молодые казаки.
— Служивого, должно, провожают, — сказал Прохор, зачерпывая ведром воды.
После выпитой накануне бутылки спирта он не прочь был похмелиться, поэтому,
поспешно напоив коней, посмеиваясь, предложил:
— А что, Пантелевич, а не пойтить ли нам туда? Может, на проводах и нам перепадет
по стремянной? Курень, хотя и камышом крытый, но, видно, богатый.
Григорий согласился пойти взглянуть, как провожают «кугаря». Привязав коней к
плетню, они с Прохором вошли во двор. Под навесом сарая у круглых яслей стояли четыре
оседланные лошади. Из амбара вышел подросток с железной мерой, доверху насыпанной
овсом. Он мельком взглянул на Григория, пошел к заржавшим лошадям. За углом куреня
разливалась песня. Дрожащий высокий тенорок выводил:
Как по той-то было по дороженьке Никто пеш не хаживал…
Густой прокуренный бас, повторив последние слова, сомкнулся с тенором, потом
вступили новые слаженные голоса, и песня потекла величаво, раздольно и грустно.
Григорию не захотелось своим появлением прерывать песенников; он тронул Прохора за
рукав, шепнул:
— Погоди, не показывайся, нехай доиграют.
— Это — не проводы. Еланские так играют. Это они так запеснячивают, А здорово,
черти, тянут! — одобрительно отозвался Прохор и огорченно сплюнул: расчет на то, чтобы
выпить, судя по всему, не оправдался.
Ласковый тенорок до конца рассказал в песне про участь оплошавшего на войне казака:

Ни пешего, ни конного следа допрежь не было.
Проходил по дороженьке казачий полк.
За полком-то бежит душа добрый конь.
Он черкесское седельце на боку несет.

А тесмяная уздечка на правом ухе висит,
Шелковы поводьица ноги путают.
За ним гонит млад донской казак,
Он кричит-то своему коню верному:

«Ты постой, погоди, душа верный конь,
Не покинь ты меня, одинокого,
Без тебя не уйтить от чеченцев злых…»

Очарованный пением, Григорий стоял, привалившись спиной к беленому фундаменту
куреня, не слыша ни конского ржания, ни скрипа проезжавшей по проулку арбы…
За углом кто-то из песенников, кончив песню, кашлянул, сказал:
— Не так играли, как оторвали! Ну да ладно, как умеем, так и могем. А вы бы,
бабушки, служивым на дорогу ишо чего-нибудь дали. Поели мы хорошо, спаси Христос, да
вот на дорогу у нас с собой никаких харчишек нету…
Григорий очнулся от раздумья, вышел из-за угла. На нижней ступеньке крыльца сидели
четверо молодых казаков; окружив их плотной толпой, стояли набежавшие из соседних
дворов бабы, старухи, детишки. Слушательницы, всхлипывая и сморкаясь, вытирали слезы
кончиками платков, одна из старух — высокая и черноглазая, со следами строгой
иконописной красоты на увядшем лице — протяжно говорила, когда Григорий подходил к