Page 806 - Тихий Дон

Все так же настороженно жил Кошевой, внимательно присматриваясь ко всему, что
происходило в хуторе. А жизнь в Татарском была не очень-то нарядная. Казаки усердно
поругивали Советскую власть за все те нехватки, которые приходилось им испытывать. В

крохотной лавчонке недавно организованного ЕПО 75 почти ничего не было. Мыло,
сахар, соль, керосин, спички, махорка, колесная мазь — все эти предметы первой
необходимости отсутствовали в продаже, и на голых полках сиротливо лежали одни дорогие
асмоловские папиросы да кое-что из скобяных товаров, на которые месяцами не находилось
покупателя.
Вместо керосина по ночам жгли в блюдцах топленое коровье масло и жир. Махорку
заменял доморощенный табак — самосад. В широком ходу за отсутствием спичек были
кремни и наспех выделываемые кузнецами стальные кресала. Трут вываривали в кипятке с
подсолнечной золой, чтобы скорее загорался, но все же с непривычки огонь добывался
трудно. Не раз Мишка, по вечерам возвращаясь из ревкома, наблюдал, как курцы,
собравшись где-нибудь на проулке в кружок и дружно высекая из кремней искры,
вполголоса матерно ругались, приговаривали: «Власть Советская, дай огня!» Наконец у
кого-либо искра, попавшая в сухой трут, возгоралась, все дружно дули на тлеющий огонек и,
закурив, молча присаживались на корточки, делились новостями. Не было и бумаги на
раскурку. В церковной караулке растащили все метрические книги, а когда покурили их, по
домам пошло на цигарки все, включая старые ребячьи учебники и даже стариковские
священные книги.
Прохор Зыков, довольно часто захаживавший на старое мелеховское подворье,
разживался у Михаила бумагой на курение, печально говорил:
— У бабы моей крышка на сундуке была обклеена старыми газетами — содрал и
покурил. Новый завет был, такая святая книжка, — тоже искурил. Старый завет искурил.
Мало этих заветов святые угодники написали… У бабы книжка была поминальная, все
сродствие там, живое и мертвое, прописанное, — тоже искурил. Что же, зараз мне надо
капустные листья курить али, скажем, лопухи вялить на бумагу? Нет, Михаил, как хочешь, а
давай газетку. Я без курева не могу. Я на германском фронте свою пайку хлеба иной раз на
восьмушку махорки менял.
Невеселая была жизнь в Татарском в ту осень… Визжали на ходах и арбах
неподмазанные колеса, сохла и лопалась без дегтя ременная упряжь и обувка, но скучнее
всего было без соли. За пять фунтов соли в Вешенской отдавали татарцы сытых баранов и
возвращались домой, кляня Советскую власть и разруху. Эта проклятая соль много
огорчений причинила Михаилу… Как-то в Совет пришли старики. Они чинно поздоровались
с председателем, сняли шапки, расселись по лавкам.
— Соли нету, господин председатель, — сказал один из них.
— Господ нету зараз, — поправил Мишка.
— Извиняй, пожалуйста, это все по старой привычке… Без господ-то жить можно, а
без соли нельзя.
— Так что вы хотели, старики?
— Ты, председатель, хлопочи, чтоб привезли соль. С Маныча на быках ее не
навозишься.
— Я докладал об этом в округе. Там это известно. Должны вскорости привезти.
— Пока солнце взойдет — роса очи выест, — сказал один из стариков, глядя в землю.
Мишка вспыхнул, встал из-за стола. Багровый от гнева, он вывернул карманы.
— У меня соли нету. Видите? С собой не ношу и из пальца вам я ее не высосу.
Понятно, старики?
— Куда она подевалась, эта соль? — после некоторого молчания спросил кривой
старик Чумаков, удивленно оглядывая всех единственным глазом. — Раньше, при старой

75 единое потребительское общество