Page 810 - Тихий Дон
P. 810
— Прийдется вам, товарищ командир, ехать на быках. Лошадей у нас на весь хутор
одна, и та на трех ногах ходит. Всех лошадок на Кубани оставили при отступлении.
— Может, на ней как-нибудь доберусь? — спросил Григорий, постукивая пальцами по
столу, испытующе глядя в веселые глаза разбитного председателя.
— Не доберетесь. Неделю будете ехать, и все одно не доедете! Да вы не беспокойтесь,
быки есть у нас справные, шаговитые, и нам все одно надо подводу в Вешенскую посылать,
телефонный провод отправить, завалялся у нас тут после этой войны; вот вам подводу и
менять не придется, до самого дома вас доставит. — Председатель прижмурил левый глаз и,
улыбаясь и лукаво подмигивая, добавил: — Дадим вам наилучших быков и в подводчицы —
молодую вдовую бабу… Есть у нас тут одна такая зараза, что лучше и во сне не приснится!
С ней и не заметите, как дома будете. Сам служил — знаю все это и тому подобную военную
нужду…
Григорий молча прикидывал в уме: ждать попутную подводу — глупо, идти пешком —
далеко. Надо было соглашаться и ехать на быках.
Через час подошла подвода. Колеса на старенькой арбе визгливо скрипели, вместо
задней грядушки торчали обломки, клочьями свисало неряшливо наваленное сено.
«Довоевались!» — подумал Григорий, с отвращением глядя на убогую справу. Подвозчица
шагала рядом с быками, помахивая кнутом. Она действительно была очень хороша собой и
статна. Несколько портила ее фигуру массивная, не по росту, грудь, да косой шрам на
круглом подбородке, придавал лицу выражение нехорошей бывалости и словно бы старил
смугло-румяное молодое лицо, у переносицы осыпанное мелкими, как просо, золотистыми
веснушками.
Поправляя платок, она сощурила глаза, внимательно оглядела Григория, спросила:
— Тебя, что ли, везть?
Григорий встал с крыльца, запахнул шинель.
— Меня. Провод погрузила?
— А я им проклятая грузить? — звонко закричала казачка. — Кажин день в езде да в
работе! Таковская я им, что ли? Небось, сами эту проволоку навалят, а нет — так я и
порожнем уеду!
Она таскала на арбу мотки провода, громко, но беззлобно переругивалась с
председателем и изредка метала на Григория косые изучающие взгляды. Председатель все
время посмеивался, смотря на молодую вдову с искренним восхищением. Иногда,
подмигивая Григорию, он как бы говорил: «Вот какие у нас бабы есть! А ты не верил!»
За хутором далеко протянулась бурая, поблекшая осенняя степь. От пашни полз через
дорогу сизый поток дыма. Пахари жгли выволочки — сухой кустистый жабрей, выцветшую
волокнистую брицу. Запах дыма разбудил в Григории грустные воспоминания: когда-то и он,
Григорий, пахал зябь в глухой осенней степи, смотрел по ночам на мерцающее звездами
черное небо, слушал переклики летевших в вышине гусиных станиц… Он беспокойно
заворочался на сене, поглядел сбоку на подводчицу.
— Сколько тебе лет, бабочка?
— Под шестьдесят, — кокетливо ответила она, улыбаясь одними глазами.
— Нет, без шуток.
— Двадцать первый.
— И вдовая?
— Вдовая.
— Куда же мужа дела?
— Убили.
— Давно?
— Второй год пошел.
— В восстание, что ли?
— После него, перед осенью.
— Ну, и как живешь?