Page 826 - Тихий Дон

прошлом году. Ошибку вы понесли!
Что-нибудь нужно было говорить, и Григорий сказал:
— Да. Ошиблись казаки…
— Ты в какой части был?
— В Первой Конной.
— Кем?
— Командиром эскадрона.
— Вот как! Я тоже зараз командую эскадроном. Тут же у нас, в Вешенской, свой
караульный эскадрон. — Он глянул по сторонам и, понизив голос, предложил: — Вот что,
пойдем-ка пройдемся, проводишь меня трошки, а то тут народ слоняется, не дадут нам
потолковать.
Они пошли по улице. Фомин, искоса посматривая на Григория, спросил:
— Думаешь дома жить?
— А где же мне жить? Дома.
— Хозяйствовать?
— Да.
Фомин сожалеюще покачал головой и вздохнул:
— Плохое время ты, Мелехов, выбрал, ох, плохое… Не надо бы тебе домой являться
ишо год, два.
— Почему?
Взяв Григория под локоть, слегка наклонившись, Фомин шепнул:
— Тревожно в округе. Казаки дюже недовольные продразверсткой. В Богучарском
уезде восстание. Нынче выступаем на подавление. Лучше бы тебе, парень, смыться отсюда,
да поживее. С Петром друзья мы были большие, поэтому и даю тебе такой совет: уходи!
— Мне уходить некуда.
— Ну, гляди! Я к тому это говорю, что политбюро офицеров зачинают арестовывать. За
эту неделю трех подхорунжих с Дударевки привезли, одного с Решетовки, а с энтой стороны
Дона их пачками везут, да и простых, нечиненых, казаков начинают щупать. Угадывай сам,
Григорий Пантелевич.
— За совет спасибо, но только никуда я не пойду, — упрямо сказал Григорий.
— Это уж твое дело.
Фомин заговорил о положении в округе, о своих взаимоотношениях с окружным
начальством и с окрвоенкомом Шахаевым. Занятый своими мыслями, Григорий слушал его
невнимательно. Они прошли три квартала, и Фомин приостановился.
— Мне надо зайти в одно место. Пока. — Приложив руку к кубанке, он холодно
попрощался с Григорием, пошел по переулку, поскрипывая новыми наплечными ремнями,
прямой и до смешного важный.
Григорий проводил его взглядом и повернул обратно. Поднимаясь по каменным
ступенькам двухэтажного здания политбюро, он думал: «Кончать — так поскорее, нечего
тянуть! Умел, Григорий, шкодить — умей и ответ держать!»

VIII

Часам к восьми утра Аксинья загребла жар в печи, присела на лавку, вытирая завеской
раскрасневшееся, потное лицо. Она встала еще до рассвета, чтобы пораньше освободиться от
стряпни, — наварила лапши с курицей, напекла блинов, вареники обильно залила каймаком,
поставила зажаривать; она знала — Григорий любит зажаренные вареники, и готовила
праздничный обед в надежде, что возлюбленный будет обедать у нее.
Ей очень хотелось под каким-нибудь предлогом пойти к Мелеховым, побыть там хоть
минутку, хоть одним глазком взглянуть на Григория. Просто немыслимо было думать, что он
тут, рядом, и не видеть его. Но она все же пересилила это желание, не пошла. Не девчонка же
она, в самом деле. В ее возрасте незачем поступать легкомысленно.