Page 45 - Здравствуй грусть

— А чему вы придаете значение? Своему покою, независимости?
Я боялась подобных разговоров, в особенности с Анной.

— Ничему. Вы же знаете, я почти ни о чем не думаю.
— Я немного сержусь на вас и вашего отца… «Никогда ни о чем не думаю… ничего не
умею… ничего не знаю». Вам нравится быть такой?
— Я себе не нравлюсь. Я себя не люблю и не стремлюсь любить. Но вы иногда
усложняете мне жизнь, и за это я почти злюсь на вас.
Она, задумавшись, стала что-то напевать, мелодия была знакомая, но я не могла
вспомнить, что это.
— Что это за песенка, Анна, это меня мучает…

— Сама не знаю. — Она снова улыбнулась, хотя не без некоторого разочарования. —
Полежите, отдохните, а я буду продолжать изучение интеллектуального уровня семьи в
другом месте.

«Еще бы, — думала я. — Отцу-то это легко». Я так и слышала, как он отвечает: «Я ни о
чем не думаю, потому что люблю вас, Анна». И как ни умна Анна, этот ответ наверняка
кажется ей убедительным. Я медленно, со вкусом потянулась и снова уткнулась в
подушку. Вопреки тому, что я сказала Анне, я много размышляла. Конечно, она сгущает
краски: лет через двадцать пять мой отец будет симпатичным седовласым
шестидесятилетним мужчиной, питающим некоторую слабость к виски и красочным
воспоминаниям. Мы будем выезжать вместе. Я стану поверять ему свои похождения, он
— давать мне советы. Я сознавала, что вычеркиваю Анну из нашего будущего: я не
могла, мне не удавалось найти ей место в нем. Я не могла представить себе, как в нашей
беспорядочной квартире, то запустелой, то заваленной цветами, в которой снуют
посторонние люди, звучат чужие голоса и вечно валяются чьи-то чемоданы, воцарится
порядок, тишина, гармония — то, что Анна вносила повсюду как самое драгоценное
достояние. Я страшно боялась, что буду умирать от скуки. Правда,

с тех пор как благодаря Сирилу я узнала настоящую, физическую любовь, я гораздо
меньше опасалась влияния Анны. Это вообще избавило меня от многих страхов. Но я
больше всего боялась скуки и покоя. Нам с отцом для внутреннего спокойствия нужна
была внешняя суета. Но Анна никогда бы ее не потерпела.