Page 106 - Золотой телёнок
P. 106
— Нет, серьезно. Я очень уважаю Остапа Ибрагимовича: это такой человек!.. Даже Фунт,
— вы знаете, как я уважаю Фунта, — сказал про Бендера, что этоголова. Но я вам скажу,
Шура: Фунт-осел! Ей-богу, это такой дурак. Просто жалкая, ничтожная личность! А
против Бендера я ничего не возражаю. Но мне коечто не нравится. Вам, Шура, я все
скажу как родному.
Со времени последней беседы с субинспектором Уголовного розыска к Балаганову никто
не обращался как к родному. Поэтому он с удовлетворением выслушал слова курьера и
легкомысленно разрешил ему продолжать.
— Вы знаете, Шура, - зашептал Паниковский, - я очень уважаю Бендера, но я вам должен
сказать: Бендер-осел! Ей-богу, жалкая, ничтожная личность!
— Но, но! — предостерегающе сказал Балаганов.
— При чем тут-но-но? Вы только подумайте, на что он тратит наши деньги? Вы только
вспомните! Зачем нам эта дурацкая контора? Сколько расходов! Одному Фунту мы
платим сто двадцать. А конторщица. Теперь еще каких-то двух прислали, я видел - они
сегодня жалованье по ведомости получали. Бронеподростки! Зачем это все? Он говорит-
для легальности. Плевал я на легальность, если она стоит таких денег. А оленьи рога за
шестьдесят пять рублей! А чернильница! А все эти дыросшиватели!
Паниковский расстегнул пиджак, и полтинничная манишка, пристегнутая к шее
нарушителя конвенции, взвилась вверх, свернувшись, как пергаментный свиток. Но
Паниковский так разгорячился, что не обратил на это внимания.
— Да, Шура. Мы с вами получаем мизерный оклад, а он купается в роскоши. И зачем,
спрашиваю я, он ездил на Кавказ? Он говорит — в командировку. Не верю! Паниковский
не обязан всему верить! И я бегал для него на пристань за билетом. Заметьте себе, за
билетом первого класса. Этот невский франт не может ездить во втором! Вот куда уходят
наши десять тысяч! Он разговаривает по междугородному телефону, рассылает по всему
свету телеграммы-молнии. Вы знаете, сколько стоит молния! Сорок копеек слово, А я
принужден отказывать себе в кефире, который нужен мне для здоровья. Я старый,
больной человек. Скажу вам прямо: Бендер-это не голова.
— Вы все-таки не очень-то, — заметил Балаганов, колеблясь. - Ведь Бендер сделал из вас
человека. Вспомните, как в Арбатове вы бежали с гусем. А теперь вы служите, получаете
ставку, вы член общества.
— Я не хочу быть членом общества! — заявил вдруг Паниковский и, понизив голос,
добавил: — Ваш Бендер-идиот. Затеял эти дурацкие розыски, когда деньги можно
сегодня же взять голыми руками.
Тут уполномоченный по копытам, не помышляя больше о любимом начальнике,
пододвинулся к Паниковскому. И тот, беспрерывно отгибая вниз непослушную манишку,
поведал Балаганову о серьезнейшем опыте, который он проделал на свой страх и риск,
В тот день когда великий комбинатор и Балаганов гонялись за Скумбриевичем,
Паниковский самовольно бросил контору на старого Фунта, тайно проник в комнату
Корейко и, пользуясь отсутствием хозяина, произвел в ней внимательный осмотр.
Конечно, никаких денег он в комнате не нашел, но он обнаружил нечто получше — гири,
очень большие черные гири, пуда по полтора каждая.
— Вам, Шура, я скажу как родному. Я раскрыл секрет этих гирь.
Паниковский поймал, наконец, живой хвостик своей манишки, пристегнул его к
пуговице на брюках и торжественно взглянул на Балаганова.
— Какой же может быть секрет? - разочарованно молвил уполномоченный по копытам.
— Обыкновенные гири для гимнастики.
— Вы знаете, Шура, как я вас уважаю, - загорячился Паниковский, — но вы осел. Это
золотые гири! Понимаете? Гири из чистого золота! Каждая гиря по полтора пуда. Три
пуда чистого золота. Это я сразу понял, меня прямо как ударило. Я стал перед этими
гирями и бешено хохотал. Какой подлец этот Корейко! Отлил себе золотые гири,
покрасил их в черный цвет и думает, что никто не узнает. Вам, Шура, я скажу как