Page 139 - Золотой телёнок

вопроса у нас уже не существует. Ведь верно? Ведь правильно?
Паламидов ничего не разобрал и, кивнув головой, стал вслушиваться в беседу,
происходившую между немецким востоковедом и проводником вагона. Проводник давно
порывался вступить в разговор и только сейчас нашел свободного слушателя по плечу.
Узнав предварительно звание, а также имя и фамилию собеседника, проводник отставил
веник в сторону и плавно начал:
— Вы, наверно, не слыхали, гражданин профессор, в Средней Азии есть такое животное,
называется верблюд. У него на спине две кочки имеются. И был у меня
железнодорожник знакомый, вы, наверно, слыхали, товарищ Должностюк, багажный
раздатчик. Сел он на этого верблюда между кочек и ударил его хлыстом. Верблюд был
злой и стал его кочками давить, чуть было вовсе не задавил. Должностюк, однако, успел
соскочить. Боевой был парень, вы, наверно, слыхали? Тут верблюд ему весь китель
оплевал, а китель только из прачечной…
Вечерняя беседа догорала. Столкновение двух миров окончилось благополучно. Ссоры
как-то не вышло. Сосуществование в литерном поезде двух систем — капиталистической
и социалистической — волей-неволей должно было продлиться около месяца. Враг
мировой революции, господин Гейнрих, рассказал старый дорожный анекдот, после чего
все пошли в ресторан ужинать, переходя из вагона в вагон по трясущимся железным
щитам и жмуря глаза от сквозного ветра. В ресторане, однако, население поезда
расселось порознь. Тут же, за ужином, состоялись смотрины. Заграница, представленная
корреспондентами крупнейших газет и телеграфных агентств всего мира, чинно налегла
на хлебное вино и с ужасной вежливостью посматривала на ударников в сапогах и на
советских журналистов, которые по-домашнему явились в ночных туфлях и с одними
запонками вместо галстуков.
Разные люди сидели в вагон-ресторане: и провинциал из Нью-Йорка мистер Бурман, и
канадская девушка, прибывшая из-за океана только за час до отхода литерного поезда и
поэтому еще очумело вертевшая головой над котлетой в длинной металлической
тарелочке, и японский дипломат, и другой японец, помоложе, и господин Гейнрих,
желтые глаза которого почему-то усмехались, и молодой английский дипломат с тонкой
теннисной талией, и немец-востоковед, весьма терпеливо выслушавший рассказ
проводника о существовании странного животного с двумя кочками на спине, и
американский экономист, и чехословак, и поляк, и четыре американских
корреспондента, в том числе пастор, пишущий в газете союза христианских молодых
людей, и стопроцентная американка из старинной пионерской семьи с голландской
фамилией, которая прославилась тем, что в прошлом году отстала в Минеральных Водах
от поезда и в целях рекламы некоторое время скрывалась в станционном буфете (это
событие вызвало в американской прессе большой переполох. Три дня печатались статьи
под заманчивыми заголовками: “Девушка из старинной семьи в лапах диких кавказских
горцев” и “Смерть или выкуп”), и многие другие. Одни относились ко всему советскому
враждебно, другие надеялись в наикратчайший срок разгадать загадочные души
азиатов, третьи же старались добросовестно уразуметь, что же в конце концов
происходит в Стране Советов.
Советская сторона шумела за своими столиками, Ударники принесли с собою еду в
бумажных пакетах и налегли на чай в подстаканниках из белого крупповского металла.
Более состоятельные журналисты заказали шницеля, а Лавуазьян, которого внезапно
охватил припадок славянизма, решил— не ударить лицом в грязь перед иностранцами и
потребовал почки-соте. Почек он не съел, так как не любил их сызмальства, но тем не
менее надулся гордостью и бросал на иноземцев вызывающие взгляды. И на советской
стороне были разные люди. Был здесь сормовский рабочий, посланный в поездку общим
собранием, и строитель со Сталинградского тракторного завода, десять лет назад
лежавший в окопах против Врангеля на том самом поле, где теперь стоит тракторный
гигант, и ткач из Серпухова, заинтересованный Восточной Магистралью, потому что она
должна ускорить доставку хлопка в текстильные районы.
Сидели тут и металлисты из Ленинграда, и шахтеры из Донбасса, и машинист с
Украины, и руководитель делегации в белой русской рубашке с большой бухарской
звездой, полученной за борьбу с эмиром. Как бы удивился дипломат с теннисной талией,
если бы узнал, что маленький вежливый стихотворец Гаргантюа восемь раз был в плену
у разных гайдамацких атаманов и один раз даже был расстрелян махновцами, о чем не