Page 279 - Избранное
P. 279

ватерпруф, с головой, повязанной шерстяным платком.
                     Это была не кто иная, как тетка Марья.
                     Грубым,  шутливым  тоном  рассыльный  спросил,  здесь  ли  проживала  выздоровевшая
               гражданка А., и если здесь, то вот не угодно ли принять кого следует.
                     Все помутилось в глазах Мишеля. Ноги приросли к полу, и страх отнял у него дар речи.
                     Кое-как поставив небольшую каракулю в рассыльной книге, Мишель перевел глаза на
               тетку, которая, сконфуженно улыбаясь, ручкой приветствовала своего племянника.
                     Мишель  начал  лепетать  непонятные  слова  и,  пятясь  к  двери,  старался  заслонить
               проход, не желая тем самым пропустить тетку дальше.
                     Тетка Марья шагнула к нему и начала довольно попятно изъясняться, говоря, что она
               сильно прихворнула, но теперь почти что оправилась и в дальнейшем нуждается только в
               полной тишине и спокойствии.
                     Понимая  всю  серьезность  дела  и  не  желая  мешать  объяснению  родственников.
               Изабелла Ефремовна, сказав, что она зайдет завтра, как птичка выпорхнула на лестницу и
               исчезла.
                     А  тетка  Марья  в  сопровождении  Мишеля  пошла  по  коридору,  направляясь  к  своей
               двери.
                     Мишель  взял  тетку  под  руку  и,  стараясь  не  допустить  ее  в  комнату,  в  которой
               оставалась  какая-то  жалкая  дребедень,  тянул  ее  к  себе,  говоря,  что  ну  вот  и  отлично,  и
               прекрасно, сейчас они присядут у Мишеля на диване и попьют чайку.
                     Однако  тетка,  не  пожелав  чаю,  настойчиво  шла  к  своей  комнате,  твердо  сохранив  в
               своем непрочном уме расположение комнат.
                     Она вошла в комнату и остановилась, пораженная и полная гнева.
                     Автор,  щадя  нервы  читателей,  не  считает  возможным  продолжать  свое  описание
               скандала и драматических сцен, происшедших в первые полчаса. Оголенная комната зияла
               своей пустотой. В углу стоял нетронутый мраморный умывальник и несколько стульев, не
               проданных в силу значительной изношенности.
                     Тетка  Марья  Аркадьевна  моментально  поняла,  что  случилось.  Ужасная  бледность
               покрыла  ее  лицо.  Потом  гнев  зажегся  в  ее  глазах,  и  она  с  бешенством  набросилась  на
               Мишеля,  снова  по-мужски  ругаясь  и  выкрикивая  такие  слова,  от  которых  шарахались  в
               сторону видавшие виды жильцы.
                     Нервный  подъем  сменился  тихими  слезами,  чем  воспользовался  Мишель.  Он
               проскользнул в свою комнату и, обессиленный, рухнул на кровать.
                     К  вечеру  стало  известно,  что  тетка вновь  свихнулась  в  своем  уме  и вновь  делает по
               своей комнате какие-то прыжки и движения.
                     Еле волоча ноги, Мишель убедился в этом и, сделав соответствующие распоряжения,
               вернулся к себе.
                     К ночи тетку Марью вновь отвезли в психиатрическую лечебницу.
                     Жильцы  судачили  о  всяких  превратностях  судьбы  и  говорили  о  необходимости
               показательного суда над Мишелем, который снова свел тетку с ума, решив воспользоваться
               ее последними вещами.
                     Однако  Мишель  на  другой  день  слег  в  постель  в  нервной горячке  и  этим  прекратил
               пересуды.
                     Три  недели  он  пролежал,  думая,  что  пришел  ему  конец  и  расплата,  но  молодость  и
               цветущее здоровье сохранили ему жизнь.
                     Изабелла  Ефремовна  изредка  посещала  его.  Ее  веселость  сменилась натянутостью,  и
               она еле разговаривала с больным, пикируясь и капризничая. Болезнь значительно изменила
               Мишеля.  Вся  его  беспечность  ушла,  и  он  снова  был  таким  же,  как  в  Пскове,  —
               меланхоличным и созерцательным субъектом.
                     Вновь приходилось подумать о существовании и о куске насущного хлеба.
                     М.  П.  Синягин  принялся  хлопотать  и  несколько  раз  ходил  на  биржу  труда,
               регистрируясь и отмечаясь.
   274   275   276   277   278   279   280   281   282   283   284