Page 286 - Избранное

шаги и перемены. Она нашла свою тихую пристань и больше ничего не ищет.
Мишель по простоте душевной, не услышав в ее словах какого-то полувопроса,
какой-то тоски и тревоги, тотчас и не без радости ответил, что этих перемен он и не ожидает,
но что он будет рад и счастлив, если она позволит ему временно проживать в ихнем доме.
И, жуя хлеб, Мишель благодарно пожимал ее ручки, прося не очень за него
беспокоиться и не очень волноваться. Поговорив так около часу, они разошлись, он —
спокойный и почти радостный, а она — взволнованная, потрясенная и даже убитая. Она
неясно на что-то рассчитывала. И она ожидала услышать не те слова, которые она услышала.
И, вернувшись к себе, она долго плакала о своем прошлом, и о всей своей жизни, и о
том, что все проходит, кроме смерти.
Через несколько дней, отъевшись и приведя себя в порядок, Мишель получил работу в
управлении кооперативов.
Угасавшая жизнь снова вернулась к Мишелю, и, сидя за обедом, он делился своими
впечатлениями за день и строил разные планы о будущих возможностях, говоря, что теперь
он начал новую жизнь, и что теперь он понял все свои ошибки и все свои наивные фантазии,
и что он хочет работать, бороться и делать новую жизнь.
Серафима Павловна с мужем дружески беседовали с ним, сердечно радуясь его
успехам и возрождению.
Так проходили дни и месяцы, и ничто не омрачало жизнь Мишеля.
Но в феврале 1930 года Мишель, неожиданно заболев гриппом, который осложнился
воспалением легких, умер почти на руках у своих друзей и благодетелей.
Симочка страшно плакала и долго не находила себе места, проклиная себя за то, что
она не сказала Мишелю всего, что хотела и что думала.
Мишель был похоронен на бывшем монастырском кладбище. Могила его и посейчас
убирается живыми цветами.
1930

ШЕСТАЯ ПОВЕСТЬ БЕЛКИНА

ОТ АВТОРА

В дни моей литературной юности я испытывал нечто вроде зависти к тем писателям,
которые имели счастье находить замечательные сюжеты для своих работ.
В классической литературе было несколько излюбленных сюжетов, на которые мне
чрезвычайно хотелось бы написать. И я не переставал жалеть, что не я придумал их.
Да и сейчас имеется порядочное количество таких чужих сюжетов, к которым я
неспокоен.
Мне бы, например, хотелось написать на тему Л. Толстого — "Сколько человеку земли
нужно". Это удивительная тема, и она выполнена Толстым с колоссальной силой. Тем не
менее мне хотелось бы еще раз заново и посвоему подойти к ней.
Мне хотелось бы написать на некоторые сюжеты Мопассана, Мериме и т.д.
Но относительно Пушкина у меня всегда был особый счет. Не только некоторые
сюжеты Пушкина, но и его манера, форма, стиль, композиция были всегда для меня
показательны.
Иной раз мне даже казалось, что вместе с Пушкиным погибла та настоящая народная
линия в русской литературе, которая была начата с таким удивительным блеском и которая
(во второй половине прошлого столетия) была заменена психологической прозой, чуждой, в
сущности, духу нашего народа.
Мне казалось (и сейчас кажется), что проза Пушкина — драгоценный образчик, на
котором следует учиться писателям нашего времени.
Занимательность, краткость и четкость изложения, предельная изящность формы,
ирония — вот чем так привлекательна проза Пушкина.