Page 32 - Избранное

наняться, потому что нет у меня теперь ни кола, ни даже куриного пера.
Подумал это он.
— Ну, — говорит, — ладно. Лучше меня, это знай, человека нет! Я, говорит, каждому
отец родной. Я, говорит, тебя чудным образом устрою. Становись ко мне рабочим по двору.
Я так своему папе и скажу.
И вдруг, замечайте, всходит из боковой дверюшки старичок. Чистенький такой
старикан. Блюза на нем голубенькая, подпоясок, безусловно, шелковый, а за подпояском —
платочек носовой. Чуть что — сморкается в него, либо себе личико обтирает. А ножками так
и семенит по полу, так, гадюка, и шуршит новыми полсапожками.
И вот подходит он ко мне.
— Я, — говорит, — рекомендуюсь: папаша Утин. Чего это ты, скажи, пожалуйста,
приперся с собаками? Я, говорит, имейте в виду, собак не люблю и терпеть их ненавижу.
Они, мол, всюду гадят и кусаются.
А сам, смотрю, сучку мою все норовит ножкой своей толкнуть.
И так он сразу мне не поправился, и сучке моей, вижу, не понравился, но отвечаю ему
такое:
— Нет, говорю, старичок, ты не пугайся, они не кусачие…
Только это я так сказал, сучка моя как заурчит, как прыгнет на старичка, как куснет его
за левую руку, так он тут и скосился.
Подбежали мы к старичку…
И вдруг, смотрю, убежала моя сучка. Кобель, безусловно, тут, кобель, замечайте, не
исчез, а сучки нету.
Люди после говорили, будто видели ее на дворе, будто она ела косточку, да только вряд
ли, не знаю, не думаю… Дело это совершенно удивительное…
Так вот подошли мы к старичку. Позвали фершала. Фершал ранку осмотрел.
— Да, — говорит, — это собачий укус небольшой сучки. Ранка небольшая. Маленькая
ранка. Не спорю. Но, говорит, наука тут совершенно бессильна. Нужно везть старичка в
Париж, — наверное, сучка была бешеная. А там ему сделают операцию.
Услышал это старик, задрожал, увидел меня.
— Бейте, — закричал, — его! Это он подзюкал сучку, он на мою жизнь покусился.
Ой-е-ей, говорит, умираю и завещаю вам перед смертью: гоните его отсюда.
"Ну, — думаю, — вот и беда-бедишка произошла через эту белую сучку. Недаром я ее
в лесу испугался".
А подходит тут ко мне задушевный приятель Утин.
— Вот, — говорит, — тут налево порог. Больше мы с тобой не приятели!
Взял я со стола ломоточек хлеба, поклонился на четыре угла и побрел тихохонько.

ГИБЛОЕ МЕСТО

Много таких же, как и не я, начиная с германской кампании, ходят по русской земле и
не знают, к чему бы им такое приткнуться.
И верно. К чему приткнуться человеку, если каждый предмет, заметьте, свиное корыто
даже, имеет свое назначение, а человеку этого назначения не указано? И через это человеку
самому приходится находить свое определение.
И через это, начиная с германской кампании, многие ходят по русской земле, не
понимая, что к чему.
И таких людей видел я немало и презирать их не согласен. Такой человек — мне
лучший друг и дорогой мой приятель. Поскольку такой человек ищет свое определение. И я
тоже это ищу. Но только не могу найти, поскольку со мной сличаются разные бедствия,
истории и происшествия.
Конечно, есть такие гиблые места, где кроме таких, как я, и другие тоже ходят.
Жулики. Но такого страшного жулика я сразу вижу. Взгляну и вижу, какой он есть человек.