Page 37 - Избранное

умалчивает — неизвестно.
Ах, ей-богу — великолепные какие мысли! Не иначе как в мыслях познаются
могущество и сила человека…
Дальше — поверхностное рассуждение, применимое к рыбной ловле… Какой червяк
рыбе требуется? А рыбе требуется червяк густой, с окраской. Чтоб он ежесекундно бодрился,
сукин сын, вился чтоб вокруг себя. На пего, на стервеца, плюнуть еще нужно. От этого он
еще пуще бодрится, в раж входит.
Вот, примерно, такое могущественное, трехстороннее рассуждение о поганом червяке и
также о всяком предмете, начиная с грандиозных вещей и кончая гнусной, еле живущей
мошкой, мошкарой или, скажем, каракатицей.
От мыслей таких было попу Семену величайшее умиротворение и восторг даже.
Но бог… Ах, темная это сторона! Вилами все на воде писано… Есть ли бог или нету
его? Власть ли это? А ежели власть, то какая же власть, что себя ни в какой мере не проявит?
Но:
— Замри, поп Семен, баста!
И, может быть, так бы и помер человек, не думая про бога, но случилось
незначительное происшествие. Стал после того поп сомневаться в истинном существовании
бога. И не то чтобы сам поп Семен дошел до этого путем своих двухсторонних измышлений
— какое там! Встреча. С бабой была встреча. С бабой был разговор. От разговора этого ни в
какой мере теперь не избавиться. Сомненья, одним словом.
А пришел раз поп к озеру. Утро. Тихая такая благодать. Умиротворение… Прясел поп
Семен на бережок…
"Про что же, — думает, — сегодня размышлять буду?"
Червяка наживил. Плюнул на него. Полюбовался его чрезмерной бодростью. Закинул
леску.
— Ловись, — сказал, — рыбка большая, ловись и маленькая.
И от радости своего существования, от сладости бытия засмеялся тихонечко.
Вдруг слышит смех ответный. Смотрит поп: баба перед ним стоит. Не баба, впрочем,
не мужичка то есть, а заметно, что из города.
"Тьфу на нее, — подумал поп. — Что ей тутотко приспичило?"
А она-то смеется, а она-то юбкой вертит.
— Пи-пи-пи… А я, — говорит, — поп, учительница. В село назначена. Значит, будем
вместе жить. А пока — гуляю, видишь ли. Люблю, мол, утром.
— Ну, что ж, и гуляйте, — сказал тихонько поп.
Смеется.
— Вот, — говорит, — вы какой! Я про вас, про философа, кой-чего уже слышала.
"Ну и проходите, мол, дальше!" — подумал поп.
И такое на него остервенение напало — удивительно даже. Человек он добрый, к
людям умилительный, а тут — неизвестно что. Предчувствие, что ли.
— А чего, — говорит, — слышала?
— Да разное.
Она на него смотрит, а он сердится.
— Чего, — говорит, — смотрите? На мне узоров нету…
И такая началась между ними нелюбезная беседа, что непонятно, как они уж дальше
говорить стали.
Только поп слово, а она десять и даже больше. И все о наивысших материях. О людях
— о людях. О церкви — о церкви. О боге — о боге… И все со смешком она, с ехидством. И
все с вывертами и с выкрутасами всякими.
Растерялся даже поп. Неожиданность все-таки. Больше все его слушали, а тут — не
угодно ли — дискуссия!
— Церковь? И церкви вашей но верю. Выражаю недоверие. Пустяки это.
Идолопоклонство. Бог? И бога нету. Все есть органическая химия.