Page 42 - Избранное
P. 42

— Лошадь-то?  —  небрежно  спросил  торговец.  —  Да  уж  продаю,  ладно.  Конечно,
               продаю.
                     Егор Иваныч тоже хотел сделать вид, что он но нуждается в лошади, но не утерпел и
               сказал, сияя:
                     — Лошадь-то мне, милый, вот как требуется. До зарезу нужна мне лошадь. Я, милый
               ты мой, три года солому жрал, прежде чем купить ее. Вот как мне нужна лошадь… А какая
               между тем цена будет этой твоей лошади? Только делом говори.
                     Торговец сказал цену, а Егор Иваныч, зная, что цена эта не настоящая и сказана, по
               правилам торговли, так, между прочим, не стал спорить. Он принялся осматривать лошадь.
               Он  неожиданно  дул  ей в глаза  и  в  уши, подмигивая,  прищелкивая  языком,  вилял  головой
               перед самой лошадиной мордой и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего
               времени, начала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
                     Когда  лошадь  была  осмотрена,  Егор  Иваныч  снова  ощупал  деньги  в  сапоге  и,
               подмигнув торговцу, сказал:
                     — Продается, значится… лошадь-то?
                     — Можно продать, — сказал торговец, несколько обижаясь.
                     — Так… А какая ей цена-то будет? Лошади-то?
                     Торговец сказал цену, и тут начался торг.
                     Егор  Иваныч  хлопал  себя  по голенищу,  дважды  снимал  сапог,  вытаскивая  деньги, и
               дважды  надевал  снова,  божился,  вытирал  рукой  слезы,  говорил,  что  он  шесть  лет  лопал
               солому и что ему до зарезу нужна лошадь, — торговец сбавлял цену понемногу. Наконец в
               цене сошлись.
                     — Бери уж, ладно, — сказал торговец. — Хорошая лошадь. И масть крупная, и цвет,
               обрати внимание, какой заманчивый.
                     — Цвет-то…  Сомневаюсь  я,  милый,  в  смысле  лошадиного  цвету,  —  сказал  Егор
               Иваныч. — Неинтересный цвет… Сбавь немного.
                     — А на что тебе цвет? — сказал торговец. — Тебе что, пахать цветом-то?
                     Сраженный этим аргументом, мужик оторопело посмотрел на лошадь, бросил шапку
               наземь, задавил ее ногой и крикнул:
                     — Пущай уж, ладно!
                     Потом  сел  на  камень,  снял  сапог  и  вынул  деньги.  Он  долго  и  с  сожалением
               пересчитывал их и подал торговцу, слегка отвернув голову. Ему было невыносимо смотреть,
               как скрюченные пальцы разворачивали его деньги.
                     Наконец торговец спрятал деньги в шапку и сказал, обращаясь уже на вы:
                     — Ваша лошадь… Ведите…
                     И  Егор  Иваныч  повел.  Он  вел  торжественно,  цокал  языком  и  называл  лошадь
               Маруськой.  И  только,  когда  прошел  площадь  и  очутился  на  боковой  улице,  понял,  какое
               событие произошло в его жизни. Он вдруг скинул с себя шапку и в восторге стал давить ее
               ногами,  вспоминая,  как  хитро и  умно он  торговался.  Потом  пошел  дальше,  размахивая от
               восторга руками и бормоча:
                     — Купил!.. Лошадь-то… Мать честная… Опутал его… Торговца-то…
                     Когда  восторг  немного  утих,  Егор  Иваныч,  хитро  смеясь  себе  в  бороду,  стал
               подмигивать  прохожим,  приглашая  их  взглянуть  на  покупку.  Но  прохожие  равнодушно
               проходили мимо.
                     "Хоть  бы  землячка  для  сочувствия…  Хоть  бы  мне  землячка  встретить",  —  подумал
               Егор Иваныч.
                     И вдруг увидел малознакомого мужика из дальней деревни.
                     — Кум! — закричал Егор Иваныч. — Кум, поди-кось поскорей сюда!
                     Черный мужик нехотя подошел и, не здороваясь, посмотрел на лошадь.
                     — Вот… Лошадь я, этово, купил! — сказал Егор Иваныч.
                     — Лошадь, — сказал мужик и, не зная, чего спросить, добавил: — Стало быть, не было
               у тебя лошади?
   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47