Page 56 - Избранное
P. 56
обижаются.
А посетители, действительно, обижаются:
— Дует, — говорят, — из пробитого отверстия. Мы пришли в тепле посидеть, а тут
эвон дыра какая.
Вдруг я кладу блюдечко на стол, закрываю шапкою чайник, чтоб он не простыл, и
равнодушно подхожу к хозяину.
— Я, — говорю, — любезный коммерсант, стекольщик.
Ну, обрадовался он, пересчитал в кассе деньги и спрашивает:
— А сколько эта музыка стоит? Нельзя ли из кусочков сладить?
— Нету, — говорю, — любезный коммерсант, из кусочков ничего не выйдет. Требуется
полное стекло четыре на три. А цена тому зеркальному стеклу будет семьдесят пять
целковых и бой мне. Цена, любезный коммерсант, вне конкуренции и без запроса.
— Что ты, — говорит хозяин, — объелся? Садись, говорит, обратно за столик и пей
чай. За такую, говорит, сумму я лучше периной заткну отверстие.
И велит он хозяйке моментально бежать на квартиру и принести перину.
И вот приносят перину и затыкают. Но перина вываливается то наружу, то вовнутрь и
вызывает смех. А некоторые посетители даже обижаются дескать, темно, и некрасиво чай
пить.
А один, спасибо, встает и говорит:
— Я, говорит, на перину и дома могу глядеть, на что мне ваша перина?
Ну, хозяин снова подходит ко мне и умоляет моментально бежать за стеклом и дает
деньги.
Чаю я не стал допивать, зажал деньги в руку и побежал.
Прибегаю в стекольный магазин — магазин закрывается. Умоляю и прошу впустили.
И все, как я и думал, и даже лучше: стекло четыре на три тридцать пять рублей, за
переноску — пять, итого сорок.
И вот стекло вставлено.
Допиваю я чай с сахаром, спрашиваю рыбную селянку, после — рататуй. Съедаю все и,
шатаясь, выхожу из чайной. А в руке чистых тридцать рублей. Хочешь — на них пей,
хочешь — на что хочешь.
Эх, и пил же я тогда. Два месяца пил. И покупки, кроме того, сделал: серебряное
кольцо и теплые стельки. Еще хотел купить брюки с блюзой, но не хватило денег.
— Вот, дорогой товарищ, как видите, и в моей жизни было счастьишко. Но только раз.
А вся остальная жизнь текла ровно, и большого счастья не было.
Иван Фомич замолчал и снова, неизвестно для чего, подмигнул мне.
Я с завистью посмотрел на своего дорогого приятеля. В моей жизни такого счастья не
было.
Впрочем, может, я не заметил.
1924
НЕ НАДО ИМЕТЬ РОДСТВЕННИКОВ
Два дня Тимофей Васильевич разыскивал своего племянника, Серегу Власова. А на
третий день, перед самым отъездом, нашел. В трамвае встретил.
Сел Тимофей Васильевич в трамвай, вынул гривенник, хотел подать кондуктору,
только глядит — что такое? Личность кондуктора будто очень знакомая. Посмотрел
Тимофей Васильевич — да! Так и есть — Сергей Власов собственной персоной в
трамвайных кондукторах.
— Ну! — закричал Тимофей Васильевич. — Серега! Ты ли это, друг ситный?
Кондуктор сконфузился, поправил, без всякой видимой нужды, катушки с билетиками
и сказал:
— Сейчас, дядя… билеты додам только.