Page 56 - Избранное
P. 56

обижаются.
                     А посетители, действительно, обижаются:
                     — Дует,  — говорят,  —  из пробитого отверстия. Мы пришли в тепле посидеть, а тут
               эвон дыра какая.
                     Вдруг  я  кладу  блюдечко  на  стол,  закрываю  шапкою  чайник,  чтоб  он  не  простыл,  и
               равнодушно подхожу к хозяину.
                     — Я, — говорю, — любезный коммерсант, стекольщик.
                     Ну, обрадовался он, пересчитал в кассе деньги и спрашивает:
                     — А сколько эта музыка стоит? Нельзя ли из кусочков сладить?
                     — Нету, — говорю, — любезный коммерсант, из кусочков ничего не выйдет. Требуется
               полное  стекло  четыре  на  три.  А  цена  тому  зеркальному  стеклу  будет  семьдесят  пять
               целковых и бой мне. Цена, любезный коммерсант, вне конкуренции и без запроса.
                     — Что ты,  — говорит хозяин,  — объелся? Садись,  говорит, обратно за столик и пей
               чай. За такую, говорит, сумму я лучше периной заткну отверстие.
                     И велит он хозяйке моментально бежать на квартиру и принести перину.
                     И вот приносят перину и затыкают. Но перина вываливается то наружу, то вовнутрь и
               вызывает смех. А некоторые посетители даже обижаются дескать, темно, и некрасиво чай
               пить.
                     А один, спасибо, встает и говорит:
                     — Я, говорит, на перину и дома могу глядеть, на что мне ваша перина?
                     Ну, хозяин снова подходит ко мне и умоляет моментально бежать за стеклом и дает
               деньги.
                     Чаю я не стал допивать, зажал деньги в руку и побежал.
                     Прибегаю в стекольный магазин — магазин закрывается. Умоляю и прошу впустили.
                     И  все,  как  я  и  думал,  и  даже  лучше:  стекло четыре  на  три  тридцать пять  рублей,  за
               переноску — пять, итого сорок.
                     И вот стекло вставлено.
                     Допиваю я чай с сахаром, спрашиваю рыбную селянку, после — рататуй. Съедаю все и,
               шатаясь,  выхожу  из  чайной.  А  в  руке  чистых  тридцать  рублей.  Хочешь  —  на  них  пей,
               хочешь — на что хочешь.
                     Эх,  и  пил  же  я  тогда.  Два  месяца  пил.  И  покупки,  кроме  того,  сделал:  серебряное
               кольцо и теплые стельки. Еще хотел купить брюки с блюзой, но не хватило денег.
                     — Вот, дорогой товарищ, как видите, и в моей жизни было счастьишко. Но только раз.
               А вся остальная жизнь текла ровно, и большого счастья не было.
                     Иван Фомич замолчал и снова, неизвестно для чего, подмигнул мне.
                     Я с завистью посмотрел на своего дорогого приятеля. В моей жизни такого счастья не
               было.
                     Впрочем, может, я не заметил.
                     1924

                                      НЕ НАДО ИМЕТЬ РОДСТВЕННИКОВ

                     Два  дня  Тимофей  Васильевич  разыскивал  своего  племянника,  Серегу  Власова.  А  на
               третий день, перед самым отъездом, нашел. В трамвае встретил.
                     Сел  Тимофей  Васильевич  в  трамвай,  вынул  гривенник,  хотел  подать  кондуктору,
               только  глядит  —  что  такое?  Личность  кондуктора  будто  очень  знакомая.  Посмотрел
               Тимофей  Васильевич  —  да!  Так  и  есть  —  Сергей  Власов  собственной  персоной  в
               трамвайных кондукторах.
                     — Ну! — закричал Тимофей Васильевич. — Серега! Ты ли это, друг ситный?
                     Кондуктор сконфузился, поправил, без всякой видимой нужды, катушки с билетиками
               и сказал:
                     — Сейчас, дядя… билеты додам только.
   51   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61