Page 57 - Избранное
P. 57

— Ладно! Можно, — радостно сказал дядя. — Я обожду.
                     Тимофей Васильевич засмеялся и стал объяснять пассажирам:
                     — Это он мне родной родственник, Серега Власов. Брата Петра сын… Я его семь лет
               не видел… сукинова сына…
                     Тимофей Васильевич с радостью посмотрел на племянника и закричал ому:
                     — А  я  тебя,  Серега,  друг  ситный,  два  дня  ищу.  По  городу  роюсь.  А  ты  вон  где!
               Кондуктором. А я и по адресу ходил. На Разночинную улицу. Нету, отвечают. Мол, выбыл с
               адреса. Куда, отвечаю, выбыл, ответьте, говорю, мне. Я его родной родственник. Не знаем,
               говорят… А ты вон где — кондуктором, что ли?
                     — Кондуктором, — тихо ответил племянник.
                     Пассажиры  стали  с  любопытством  рассматривать  родственника.  Дядя  счастливо
               смеялся и с любовью смотрел на племянника, а племянник явно конфузился и, чувствуя себя
               при  исполнении  служебных  обязанностей,  не  знал,  что  ему  говорить  и  как  вести  себя  с
               дядей.
                     — Так, — снова сказал дядя, — кондуктором, значит. На трамвайной линии?
                     — Кондуктором…
                     — Скажи какой случай! А я, Серега, друг ситный, сел в трамвай, гляжу  — что такое?
               Обличность будто у кондуктора чересчур знакомая. А это ты. Ах, твою семь-восемь!.. Ну, я
               же рад… Ну, я же доволен…
                     Кондуктор потоптался на месте и вдруг сказал:
                     — Платить, дядя, нужно. Билет взять… Далеко ли вам?
                     Дядя счастливо засмеялся и хлопнул по кондукторской сумке.
                     — Заплатил бы! Ей-богу! Сядь я на другой номер или, может быть, вагон пропусти — и
               баста  — заплатил  бы. Плакали бы мои денежки. Ах, твою семь-восемь!.. А я еду, Серега,
               друг ситный, до вокзалу.
                     — Две станции, — уныло сказал кондуктор, глядя в сторону.
                     — Нет, ты это что? — удивился Тимофей Васильевич. — Ты это чего, ты правду?
                     — Платить, дядя, надо, — тихо сказал кондуктор. — Две станции… Потому как нельзя
               дарма, без билетов, ехать…
                     Тимофей Васильевич обиженно сжал губы и сурово посмотрел на племянника.
                     — Ты это что же — с родного дядю? Дядю грабишь?
                     Кондуктор тоскливо посмотрел в окно.
                     — Мародерствуешь,  —  сердито  сказал  дядя.  —  Я  тебя,  сукинова  сына,  семь  лет  не
               видел, а ты чего это? Деньги требоваешь за проезд. С родного дядю? Ты не махай на меня
               руками. Хотя ты мне и родной родственник, но я твоих рук не испужался. Не махай, не делай
               ветру перед пассажирами.
                     Тимофей Васильевич повертел гривенник в руке и сунул его в карман.
                     — Что  же  это,  братцы,  такое?  —  обратился  Тимофеи  Васильевич  к  публике.  —  С
               родного дядю требует. Две, говорит, станции… А?
                     — Платить  надо,  —  чуть  не  плача  сказал  племянник.  —  Вы,  товарищ  дядя,  не
               сердитесь. Потому как не мой здесь трамвай. А государственный трамвай. Народный.
                     — Народный, — сказал дядя, — меня это не касается. Мог бы ты, сукин сын, родного
               дядю  уважить.  Мол,  спрячьте,  дядя,  ваш  трудовой  гривенник.  Езжайте  на  здоровье.  И  не
               развалится от того трамвай. Я в поезде давеча ехал… Не родной кондуктор, а и тот говорит:
               пожалуйста,  говорит,  Тимофей  Васильевич,  что  за  счеты…  Так  садитесь…  И  довез…  не
               родной… Только земляк знакомый. А ты это что — родного дядю… Не будет тебе денег.
                     Кондуктор вытер лоб рукавом и вдруг позвонил.
                     — Сойдите, товарищ дядя, — официально сказал племянник.
                     Видя, что дело принимает серьезный оборот, Тимофей Васильевич всплеснул руками,
               снова вынул гривенник, потом опять спрятал.
                     — Нет, — сказал, — не могу! Не могу тебе, сопляку, заплатить. Лучше пущай сойду.
                     Тимофей Васильевич торжественно и возмущенно встал и направился к выходу. Потом
   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62