Page 57 - Избранное
P. 57
— Ладно! Можно, — радостно сказал дядя. — Я обожду.
Тимофей Васильевич засмеялся и стал объяснять пассажирам:
— Это он мне родной родственник, Серега Власов. Брата Петра сын… Я его семь лет
не видел… сукинова сына…
Тимофей Васильевич с радостью посмотрел на племянника и закричал ому:
— А я тебя, Серега, друг ситный, два дня ищу. По городу роюсь. А ты вон где!
Кондуктором. А я и по адресу ходил. На Разночинную улицу. Нету, отвечают. Мол, выбыл с
адреса. Куда, отвечаю, выбыл, ответьте, говорю, мне. Я его родной родственник. Не знаем,
говорят… А ты вон где — кондуктором, что ли?
— Кондуктором, — тихо ответил племянник.
Пассажиры стали с любопытством рассматривать родственника. Дядя счастливо
смеялся и с любовью смотрел на племянника, а племянник явно конфузился и, чувствуя себя
при исполнении служебных обязанностей, не знал, что ему говорить и как вести себя с
дядей.
— Так, — снова сказал дядя, — кондуктором, значит. На трамвайной линии?
— Кондуктором…
— Скажи какой случай! А я, Серега, друг ситный, сел в трамвай, гляжу — что такое?
Обличность будто у кондуктора чересчур знакомая. А это ты. Ах, твою семь-восемь!.. Ну, я
же рад… Ну, я же доволен…
Кондуктор потоптался на месте и вдруг сказал:
— Платить, дядя, нужно. Билет взять… Далеко ли вам?
Дядя счастливо засмеялся и хлопнул по кондукторской сумке.
— Заплатил бы! Ей-богу! Сядь я на другой номер или, может быть, вагон пропусти — и
баста — заплатил бы. Плакали бы мои денежки. Ах, твою семь-восемь!.. А я еду, Серега,
друг ситный, до вокзалу.
— Две станции, — уныло сказал кондуктор, глядя в сторону.
— Нет, ты это что? — удивился Тимофей Васильевич. — Ты это чего, ты правду?
— Платить, дядя, надо, — тихо сказал кондуктор. — Две станции… Потому как нельзя
дарма, без билетов, ехать…
Тимофей Васильевич обиженно сжал губы и сурово посмотрел на племянника.
— Ты это что же — с родного дядю? Дядю грабишь?
Кондуктор тоскливо посмотрел в окно.
— Мародерствуешь, — сердито сказал дядя. — Я тебя, сукинова сына, семь лет не
видел, а ты чего это? Деньги требоваешь за проезд. С родного дядю? Ты не махай на меня
руками. Хотя ты мне и родной родственник, но я твоих рук не испужался. Не махай, не делай
ветру перед пассажирами.
Тимофей Васильевич повертел гривенник в руке и сунул его в карман.
— Что же это, братцы, такое? — обратился Тимофеи Васильевич к публике. — С
родного дядю требует. Две, говорит, станции… А?
— Платить надо, — чуть не плача сказал племянник. — Вы, товарищ дядя, не
сердитесь. Потому как не мой здесь трамвай. А государственный трамвай. Народный.
— Народный, — сказал дядя, — меня это не касается. Мог бы ты, сукин сын, родного
дядю уважить. Мол, спрячьте, дядя, ваш трудовой гривенник. Езжайте на здоровье. И не
развалится от того трамвай. Я в поезде давеча ехал… Не родной кондуктор, а и тот говорит:
пожалуйста, говорит, Тимофей Васильевич, что за счеты… Так садитесь… И довез… не
родной… Только земляк знакомый. А ты это что — родного дядю… Не будет тебе денег.
Кондуктор вытер лоб рукавом и вдруг позвонил.
— Сойдите, товарищ дядя, — официально сказал племянник.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, Тимофей Васильевич всплеснул руками,
снова вынул гривенник, потом опять спрятал.
— Нет, — сказал, — не могу! Не могу тебе, сопляку, заплатить. Лучше пущай сойду.
Тимофей Васильевич торжественно и возмущенно встал и направился к выходу. Потом