Page 61 - Избранное
P. 61

выпущает.
                     — Ты  что  ж  это,  —  говорит,  —  чужие  шайки  воруешь?  Как  ляпну,  говорит,  тебе
               шайкой между глаз — не зарадуешься.
                     Я говорю:
                     — Не  царский,  говорю,  режим  шайками  ляпать.  Эгоизм,  говорю,  какой.  Надо  же,
               говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.
                     А он задом повернулся и моется.
                     "Не стоять же, — думаю, — над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет
               мыться".
                     Пошел дальше.
                     Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся
               или замечтался — не знаю. А только тую шайку я взял себе.
                     Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться — какое же мытье? Грех один.
                     Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.
                     А  кругом-то,  батюшки-светы,  стирка  самосильно  идет.  Один  штаны  моет,  другой
               подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся  — опять грязный.
               Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки мыться неохота. Не слышишь, куда мыло
               трешь. Грех один.
                     "Ну их, — думаю, — в болото. Дома домоюсь".
                     Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу — все мое, штаны не мои.
                     — Граждане, — говорю. — На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
                     А банщик говорит:
                     — Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.
                     Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают — номерок требуют. А
               номерок  на  ноге  забытый.  Раздеваться  надо.  Снял  штаны,  ищу  номерок  —  нету  номерка.
               Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
                     Подаю банщику веревку — не хочет.
                     — По веревке,  — говорит,  — не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет
               веревок — польт не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется — выдам, какое
               останется.
                     Я говорю:
                     — Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по
               приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, — то, говорю,
               верхняя есть, нижних же не предвидится.
                     Все-таки выдал. И веревки не взял.
                     Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.
                     Вернулся снова. В пальто не впущают.
                     — Раздевайтесь, — говорят.
                     Я говорю:
                     — Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда
               хоть стоимость мыла.
                     Не дают.
                     Не дают — не надо. Пошел без мыла.
                     Конечно,  читатель  может  полюбопытствовать:  какая,  дескать,  это  баня?  Где  она?
               Адрес?
                     Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.
                     1924

                                                   НЕРВНЫЕ ЛЮДИ

                     Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый
               бой. На углу Глазовой и Боровой.
   56   57   58   59   60   61   62   63   64   65   66