Page 133 - «Детские годы Багрова-внука»

вытянулась над ней и подняла одну ногу. Эта картинка была как бы

пророчеством, что я со временем буду страстным ружейным охотником.
Сергей Николаич сам был горячий стрелок. Оба дяди очень были огорчены,
что мы переезжаем на житьё в деревню.
Не дождавшись ещё отставки, отец и мать совершенно собрались к
переезду в Багрово. Вытребовали оттуда лошадей и отправили вперёд
большой обоз с разными вещами. Распростились со всеми в городе и, видя,
что отставка всё ещё не приходит, решились её не дожидаться. Губернатор
дал отцу отпуск, в продолжение которого должно было выйти увольнение
от службы; дяди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
Мы выехали из Уфы около того же числа, как и два года тому назад.
Только помещались уже не так: с матерью вместе сидела кормилица с
нашим маленьким братцем, а мы с сестрицей и Парашей ехали в какой-то
коляске на пазах, которая вся дребезжала и бренчала, что нас очень
забавляло. Мы ехали по той же дороге, останавливались на тех же местах,
так же удили на Дёме, так же пробыли в Парашине полторы суток и так же
все осматривали. Я принял в другой раз на свою душу такие же приятные

впечатления; хотя они были не так уже новы и свежи и не так меня
изумляли, как в первый раз, но зато я понял их яснее и почувствовал
глубже. Одно Парашино подействовало на меня грустно и тяжело. В этот
год там случился неурожай; ржаные хлеба были редки, а яровые – низки и
травны. Работы, казалось бы, меньше, а жницы и жнецы скучали ею
больше. Один из них, суровый с виду, грубым голосом сказал моему отцу:
«Невесело работать, Алексей Степаныч. Не глядел бы на такое поле: козлец
да осот. Ходишь день-деньской по десятине, да собираешь по колосу».
Отец возразил: «Как быть, воля божья…» – и суровый жнец ласково
отвечал: «Вестимо так, батюшка!»
Впоследствии понял я высокий смысл этих простых слов, которые
успокоивают всякое волненье, усмиряют всякий человеческий ропот и под
благодатною силою которых до сих пор живет православная Русь. Ясно и

тихо становится на душе человека, с верою сказавшего и с верою
услыхавшего их.
Вообще народ в Парашине был уныл, особенно потому, что к
хлебному неурожаю присоединился сильный падёж рогатого скота. Отец
говорил об этом долго с Миронычем, и Мироныч между прочим сказал:
«Это ещё не беда, что хлеба мало господь уродил, у нас на селе старого
[8]
довольно, а у кого недостанет, так господский-то сусек на что? Вот беда
крестьянину семьянному с малыми детьми, когда бог его скотинкой обидит,
без молочка ребятам плохо, батюшка Алексей Степаныч. Вот у десятника