Page 128 - «Детские годы Багрова-внука»

однако успокоился несколько. Давно прошло время обеда. Сестрица не

хотела без меня кушать, но теперь вместе со мною охотно села за стол, и
мы кое-как пообедали. Я упросил Евсеича узнать об маменьке; он ходил и,
поспешно воротясь, сказал: «Барыня почивает». Через несколько времени
ходила Параша и принесла такое же известие. Сомнение начало
вкрадываться в мою душу. Я пристально посмотрел в глаза Евсеичу и
Параше и твёрдо сказал: «Вы неправду говорите». Они смутились,
переглянулись и не вдруг отвечали. Всё это я заметил и уже не слушал
потом никаких уверений и утешений. Во время этого спора вошёл отец. По
его лицу я всё угадал. «Пойдемте, – сказал он тихо, – мать хочет вас видеть
и благословить». Я зарыдал, а за мной и сестрица. «Послушайте, – сказал
отец, – если мать увидит, что вы плачете, то ей сделается хуже и она от того
может умереть; а если вы не будете плакать, то ей будет лучше». Слезы
высохли у меня на глазах, сестрица тоже перестала плакать. Погодя
немного отец взял нас за руки и привёл в спальню. В комнате было так
темно, что я видел только образ матери, а лица разглядеть не мог; нас
подвели к кровати, поставили на колени, мать благословила нас образом,

перекрестила, поцеловала и махнула рукой. Нас поспешно увели. В
гостиной встретили мы священника; он также благословил нас, и мы
воротились в свою комнату в каком-то душевном оцепенении. Я вдруг как
будто забыл, что маменька нас благословила, простилась с нами… Я
потерял способность не только соображения, но и понимания; одно
вертелось у меня в голове, что у маменьки темно и что у ней горячее лицо.
Евсеич, Параша и сестрица плакали, а у меня не было ни одной слезинки.
Не знаю, что было со мной. Я не могу назвать тогдашнего моего духовного
состояния холодным отчаянием. Мысль о смерти матери не входила мне в
голову, и я думаю, что мои понятия стали путаться и что это было началом
какого-то помешательства. Пришло время ложиться спать. Евсеич раздел
меня, велел мне молиться богу, и я молился и, по обыкновению, прочитав
молитву, проговорил вслух: «Господи, помилуй тятеньку и маменьку». Я

лёг, Евсеич сел подле меня и начал что-то говорить, но я ничего не слыхал.
Не помню, чтоб я спал, но Евсеич уверял после, что я скоро заснул и спал
около часа. Я помню только, что вдруг начал слышать радостные голоса:
«Слава богу, слава богу, бог дал вам братца, маменька теперь будет
здорова». Это говорили Евсеич и Параша моей сестрице, которая, с
радостным криком, повторяя эти слова, прибежала к моей кроватке,
распахнула занавески, влезла ко мне и обняла меня своими ручонками… Я
вспомнил всё и зарыдал, как исступлённый, и рыдал так долго, что смутил
общую радость и привёл всех в беспокойство. Сходили за моим отцом. Он