Page 136 - «Детские годы Багрова-внука»

неприязненных чувствах к Багрову.

На первых порах отец был очень озабочен своим вступленьем в
должность полного хозяина, чего непременно требовала бабушка и что он
сам считал своей необходимой обязанностью. Но мать, сколько ее ни
просили, ни за что в свете не согласилась входить в управленье домом и
ещё менее – в распоряжение оброками, пряжею и тканьём крестьянских и
дворовых женщин. Мать очень твёрдо объявила, что будет жить гостьей и
что берёт на себя только одно дело: заказывать кушанья для стола нашему
городскому повару Макею, и то с тем, чтобы бабушка сама приказывала для
себя готовить кушанье, по своему вкусу, своему деревенскому повару
Степану. Об этом было много разговоров и споров. Я заметил, что мать
находилась в постоянном раздражении и говорила резко, несмотря на то,
что бабушка и тётушка говорили с ней почтительно и даже робко. Я один
раз сказал ей: «Маменька, вы чем-то недовольны, вы всё сердитесь». Она
отвечала: «Я не сержусь, мой друг, но огорчаюсь моим положеньем. Меня
здесь никто не понимает. Отец с утра до вечера будет заниматься
хозяйством, а ты ещё мал и не можешь разделять моего огорченья». Я

решительно не понимал, чем может огорчаться мать.
В доме произошло много перемен, прежде чем отделали новую
горницу; дверь из гостиной в коридор заделали, а прорубили дверь в
угольную; дверь из бывшей бабушкиной горницы в буфет также заделали, а
прорубили дверь в девичью. Всё это, конечно, было удобнее и покойнее.
Всё это придумала мать, и всё это исполняли с неудовольствием. Недели
две продолжалась в доме беспрестанная стукотня от столяров и плотников,
не было угла спокойного, а как погода стояла прекрасная, то мы с
сестрицей с утра до вечера гуляли по двору, и по саду, и по берёзовой
роще, в которой уже поселились грачи и которая потом была прозвана
«Грачовой рощей». Я ничего не читал и не писал в это время, и мать всякий
день отпускала меня с Евсеичем удить: она уже уверилась в его усердии и
осторожности. С каждым днём я более и более пристращался к уженью и с

каждым днем открывал новые красоты в Багрове. По глубоким местам в
саду и с плотины на мельнице удили мы окуней и плотву такую крупную,
что часто я не мог вытащить её без помощи Евсеича. Начиная же от летней
кухни до мельницы, где река разделялась надвое и была мелка, мы удили
пескарей, а иногда и других маленьких рыбок. В это время года крупная
рыба, как-то: язи, головли и лини уже не брали, или, лучше сказать (что,
конечно, я узнал гораздо позднее), их не умели удить. Вообще уженье
находилось тогда в самом первоначальном, младенческом состоянии. Я
всего более любил остров. Там можно было удить и крупную и мелкую