Page 148 - «Детские годы Багрова-внука»

сестрицу, и она бегала от меня или зажмуривала глаза и затыкала уши, как

скоро я начинал представлять сумасшедшего. Тётушка же моя, напротив,
очень смеялась и говорила: «Ах, какой проказник, Серёжа! Точь-в-точь
Иван Борисыч». Это было мне приятно, и я повторял мои проделки перед
Евсеичем, Парашей и другими, заставляя их смеяться и хвалить мое уменье
передразнивать.
При первом удобном случае начал я читать арабские сказки, надолго
овладевшие моим горячим воображеньем. Все сказки мне нравились; я не
знал, которой отдать преимущество! Они возбуждали мое детское
любопытство, приводили в изумление неожиданностью диковинных
приключений, воспламеняли мои собственные фантазии. Гении,
заключенные то в колодезе, то в глиняном сосуде, люди, превращённые в
животных, очарованные рыбы, чёрная собака, которую сечет прекрасная
Зобеида и потом со слезами обнимает и целует… сколько загадочных
чудес, при чтении которых дух занимался в груди! С какою жадностью, с
каким ненасытным любопытством читал я эти сказки, и в то же время я
знал, что всё это выдумка, настоящая сказка, что этого нет на свете и быть

не может. Где же скрывается тайна такого очарования? Я думаю, что она
заключается в страсти к чудесному, которая более или менее врождена всем
детям и которая у меня исключительно не обуздывалась рассудком. Мало
того, что я сам читал, по обыкновению, с увлеченьем и с восторгом, – я
потом рассказывал сестрице и тетушке читанное мной с таким горячим
одушевлением и, можно сказать, самозабвением, что, сам того не примечая,
дополнял рассказы Шехеразады многими подробностями своего
изобретенья и говорил обо всём, мною читанном, точно как будто сам тут
был и сам всё видел. Возбудив вниманье и любопытство моих
слушательниц и удовлетворяя их желанью, я стал перечитывать им вслух
арабские сказки – и добавления моей собственной фантазии были замечены
и обнаружены тётушкой и подтверждены сестрицей. Тётушка часто
останавливала меня, говоря: «А как же тут нет того, что ты нам

рассказывал? стало быть, ты всё это от себя выдумал? Смотри, пожалуй,
какой ты хвастун! тебе верить нельзя». Такой приговор очень меня
озадачил и заставил задуматься. Я был тогда очень правдивый мальчик и
терпеть не мог лжи; а здесь я сам видел, что точно прилгал много на
Шехеразаду. Я сам был удивлён, не находя в книге того, что, казалось мне,
я читал в ней и что совершенно утвердилось в моей голове. Я стал
осторожнее и наблюдал за собой, покуда не разгорячался; в горячности же
я забывал все, и мое пылкое воображение вступало в безграничные свои
права.