Page 145 - «Детские годы Багрова-внука»

о «пугачёвщине», о которой прежде только слыхал мимоходом. Бедная

Марья Михайловна с своим семейством жестоко пострадала в это страшное
время и лишилась своего мужа, которого бунтовщики убили. У старушки
Мертваго я сидел обыкновенно по утрам, а после обеда брал меня к себе в
кабинет Петр Иваныч Чичагов. Он был и живописец и архитектор: сам
построил церковь для своей тёщи Марьи Михайловны в саду близехонько
от дома и сам писал все образа. Тут я узнал в первый раз, что такое
математический инструмент, что такое палитра и масляные краски и как
ими рисуют. Мне особенно нравилось черченье, в чем Чичагов был
искусен, и я долго бредил циркулем и рейсфедером. Обладание такими
сокровищами казалось мне необыкновенным счастием. Вдобавок ко всему
Петр Иваныч дал мне почитать «Тысячу и одну ночь» – арабские сказки.
Шехеразада свела меня с ума. Я не мог оторваться от книжки, и добрый
хозяин подарил мне два тома этих волшебных сказок: у него только их и
было. Мать сначала сомневалась, не вредно ли будет мне это чтение. Она
говорила Чичагову, что у меня и без того слишком горячее воображение и
что после волшебных сказок Шехеразады я стану бредить наяву; но Петр

Иваныч как-то умел убедить мою мать, что чтение «Тысячи и одной ночи»
не будет мне вредно. Я не понимал его доказательств, но верил в их
справедливость и очень обрадовался согласию матери. Кажется, ещё ни
одна книга не возбуждала во мне такого участия и любопытства! Покуда
мы жили в Мертовщине, я читал рассказы Шехеразады урывками, но с
полным самозабвением. Прибегу, бывало, в ту отдельную комнату, в
которой мы с матерью спали, разверну Шехеразаду, так, чтоб только
прочесть страничку, – и забудусь совершенно. Один раз, заметив, что меня
нет, мать отыскала меня, читающего с таким увлечением, что я не слыхал,
как она приходила в комнату и как ушла потом. Она привела с собой
Чичагова, и я долго не замечал их присутствия и не слышал и не видел
ничего; только хохот Петра Иваныча заставил меня опомниться. Мать
воспользовалась очевидностью доказательства и сказала: «Вот видите,

Петр Иваныч, как он способен увлекаться; и вот почему я считаю вредным
для него чтение волшебных сказок». Петр Иваныч только смеялся и
говорил, что это ничего, что это так быть должно, что это прекрасно! Я
очень перепугался. Я не думал, чтобы после такой улики в способности
увлекаться до безумия мать в другой раз уступила Чичагову; слава богу, всё
обошлось благополучно. Мать оставила у меня книги, но запретила мне и
смотреть их, покуда мы будем жить в Мертовщине. Опасаясь худших
последствий, я, хотя неохотно, повиновался и в последние дни нашего
пребывания у Чичаговых ещё с большим вниманием слушал рассказы