Page 144 - «Детские годы Багрова-внука»

вилах, а когда кладь становилась высока, – вскидывались по воздуху ловко

и проворно; еще с большею ловкостью и проворством ловили снопы на
лету стоявшие на кладях крестьяне. Я пришел в сильнейшее изумление и
окончательно убедился, что крестьяне и крестьянки гораздо нас искуснее и
ловчее, потому что умеют то делать, чего мы не умеем. У меня загорелось
сильное желание выучиться крестьянским работам. Отец нашёл на гумне
какие-то упущенья и выговаривал старосте, что бока у яровых кладей
неровны и что кладка неопрятна; но староста с усмешкой отвечал: «Вы
глядите, батюшка Алексей Степаныч, на оржаные-то клади, – яровые такие
не будут; оржаная солома-то длинная, а яровая – коротенькая, снопы-то и
ползут». Мне показалось, что отец смутился. Он остался на гумне и хотел
прийти пешком, а меня с Евсеичем отправил на лошади домой. Я
пересказал матери всё виденное мною, с моим обыкновенным волнением и
увлечением. Я с восторгом описывал крестьянские работы и с огорчением
увидел, уже не в первый раз, что мать слушала меня очень равнодушно, а
мое желание выучиться крестьянским работам назвала ребячьими
бреднями. Я понасупился и ушёл к сестрице, которая должна была

выслушать мой рассказ о крестьянских работах. Надобно признаться, что и
она слушала его очень равнодушно. Всего же более досадила мне Параша.
Когда я стал пенять сестре, что она невнимательно слушает и не
восхищается моими описаниями, Параша вдруг вмешалась и сказала:
«Нечего и слушать. Вот нашли какую невидаль! Очень нужно сестрице
вашей знать, как крестьяне молотят да клади кладут…» – и захохотала. Я
так рассердился, что назвал Парашу дурой. Она погрозила мне, что
пожалуется маменьке, – однако ж не пожаловалась. Когда воротился отец,
мы с ним досыта наговорились о крестьянских работах. Отец уважал труды
крестьян, с любовью говорил о них, и мне было очень приятно его слушать,
а также высказывать мои собственные чувства и детские мысли.
Уже весьма поздно осенью отправились мы в Старую Мертовщину к
Чичаговым. Сестрица с маленьким братцем остались у бабушки; отец

только проводил нас и на другой же день воротился в Багрово, к своим
хозяйственным делам. Я знал всё это наперед и боялся, что мне будет
скучно в гостях; даже на всякий случай взял с собой книжки, читанные
мною уже не один раз. Но на деле вышло, что мне не было скучно. Когда
моя мать уходила в комнату Чичаговой, старушка Мертваго сажала меня
подле себя и разговаривала со мной по целым часам. Она умела так
расспрашивать и особенно так рассказывать, что мне было очень весело её
слушать. Она в своей жизни много видела, много вытерпела, и её рассказы
были любопытнее книжек. Тут я получил в первый раз настоящее понятие