Page 168 - «Детские годы Багрова-внука»

выбору матери, брал оттуда книги, которые читал с великим наслаждением.

Первая попавшаяся мне книга была «Кадм и Гармония», сочинение
Хераскова, и его же «Полидор, сын Кадма и Гармонии». Тогда мне очень
нравились эти книги, а напыщенный мерный язык стихотворной прозы
казался мне совершенством. Потом прочел я «Арфаксад, халдейская
повесть», не помню, чьё сочинение, и «Нума, или Процветающий Рим»,
тоже Хераскова, и много других книг в этом роде. Я заглядывал также в
романы, которые особенно любила читать Александра Ивановна; они
воспламеняли мое участие и любопытство, но мать не позволяла мне
читать их, и я пробегал некоторые страницы только украдкой, потихоньку, в
чем, однако, признавался матери и за что она очень снисходительно меня
журила. Таким образом мне удалось заглянуть в «Алькивиада», в «Графа
Вальмонта, или Заблуждение рассудка» и в «Достопамятную жизнь
Клариссы Гарлов». Не скоро потом удалось мне прочесть эти книги вполне,
но отрывки из них так глубоко запали в мою душу, что я не переставал о
них думать, и только тогда успокоился, когда прочел. Наконец, тут же
попались «Мои безделки» Карамзина и его же издание разных

стихотворений разных сочинителей под названием «Аониды». Эти стихи
уже были совсем не то, что стихи Сумарокова и Хераскова. Я почувствовал
эту разницу, хотя содержание их меня не удовлетворяло, несмотря на
ребячий возраст.
Чтение всех этих новых книг и слушанье разговоров гостей, в числе
которых было много людей, тоже совершенно для меня новых, часто
заставляло меня задумываться: для думанья же я имел довольно свободного
времени. Я рассуждал обо всём с Евсеичем, но он даже не мог понять, о
чём я говорю, что желаю узнать и о чём спрашиваю; он частёхонько
говорил мне: «Да что это тебе, соколик, за охота узнавать: отчего, да
почему, да на что? Этого и старики не знают, а ты еще дитя. Так богу
угодно – вот и всё. Пойдем-ка лучше посмотрим картинки».
В этом роде жизнь, с мелкими изменениями, продолжалась с лишком

два месяца, и, несмотря на великолепный дом, каким он мне казался тогда,
на разрисованные стены, которые нравились мне больше картин и на
которые я не переставал любоваться; несмотря на старые и новые песни,
которые часто и очень хорошо певала вместе с другими Прасковья
Ивановна и которые я слушал всегда с наслаждением; несмотря на
множество новых книг, читанных мною с увлечением, – эта жизнь мне
очень надоела. Я нетерпеливо желал воротиться из шумного Чурасова в
тихое Багрово, в бедный наш дом; я даже соскучился по бабушке и
тётушке. Но главною причиною скуки, ясно и тогда мною понимаемою,