Page 194 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 194

что  она  жаловалась  на  своё  положение,  что  она  была  недовольна  своей

               жизнью в Багрове: эта мысль постоянно смущала и огорчала меня.
                     Пётр  Иваныч  Чичагов,  так  же  как  моя  мать,  не  знал  и  не  любил
               домашнего  и  полевого  хозяйства.  Всем  занимались  его  тёща  и  жена.  Он
               читал, писал, рисовал, чертил и охотился с ружьём. Зная, что у нас много
               водится  дичи,  он  привёз  с  собой и ружьё, и собаку,  и всякий день ходил
               стрелять  в  наших  болотах,  около  нижнего  и  верхнего  пруда,  где  жило
               множество  бекасов,  всяких  куликов  и  куличков,  болотных  курочек  и
               коростелей. Один раз и отец ходил с ним на охоту; они принесли полные
               ягдташи дичи. Пётр Иваныч всё подсмеивался над моим отцом, говоря, что
               «Алексей  Степаныч  большой  эконом  на  порох  и  дробь,  что  он  любит
               птичку покрупнее да поближе, что бекасы ему не по вкусу, а вот уточки или
               болотные  кулички  –  так  это  его  дело:  тут  мясца  побольше».  Отец  мой
               отшучивался, признаваясь, что он точно мелкую птицу не мастер стрелять
               – не привык, и что Пётр Иваныч, конечно, убил пары четыре бекасов, но
               зато  много  посеял  в  болотах  дроби,  которая  на  будущий  год  уродится…
               Пётр  Иваныч  громко  смеялся  своим  особенным  звучным  смехом,  про

               который мать говорила, что Пётр Иваныч и смеётся умно. Он уделял иногда
               несколько времени на разговоры со мной. Обыкновенно это бывало после
               охоты, когда он, переодевшись в сухое платье и бельё, садился на диван в
               гостиной и закуривал свою большую пенковую трубку. «Ну, Серёжа, – так
               начинал  он  свой  разговор,  –  как  поживают  старикашки  Сумароков,
               Херасков  и  особенно  Ломоносов?  Что  поделывает  Карамзин  с  братией
               новых  стихотворцев?»  Это  значило,  чтоб  я  начинал  читать  наизусть
               заученные  мною  стихи  этих  писателей.  Пётр  Иваныч  над  всеми
               подсмеивался,  даже  над  Ломоносовым,  которого,  впрочем,  очень  уважал.
               Горячо  хвалил  Державина  и  в  то  же  время  подшучивал  над  ним;  одного
               только Дмитриева хвалил, хотя не горячо, но безусловно; к сожалению, я
               почти  не  знал  ни  того,  ни  другого.  Мое  восторженное  чтенье,  или
               декламация,  как  он  называл,  очень  его  забавляла.  Единственные  чтецы

               стихов,  которых  я  слыхал,  были  мои  дяди  Зубины.  Александр  Николаич
               особенно  любил  передразнивать  московских  трагических  актеров  –  и,
               подражая такой карикатурной декламации, образовал я моё чтение! Легко
               понять, что оно, сопровождаемое неуместной горячностью и уродливыми
               жестами,  было  очень  забавно.  Тем  не  менее  я  вспоминаю  с  искренним
               удовольствием  и  благодарностью  об  этих  часах  моего  детства,  которые
               проводил я с Петром Иванычем Чичаговым. Этот необыкновенно умный и
               талантливый человек стоял неизмеримо выше окружающего его общества.
               Остроумные  шутки  его  западали  в  мой  детский  ум  и,  вероятно,
   189   190   191   192   193   194   195   196   197   198   199