Page 189 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 189

представляло теперь голое, нечистое, неровное дно, состоящее из тины и

               грязи,  истрескавшейся  от  солнца,  но  ещё  не  высохшей  внутри;  везде
               валялись  жерди,  сучья  и  коряги  или  торчали  колья,  воткнутые  прошлого
               года для вятелей. Прежде всё это было затоплено и представляло светлое,
               гладкое  зеркало  воды,  лежащее  в  зелёных  рамах  и  проросшее  зелёным
               камышом.  Молодые  его  побеги  еще  были  неприметны,  а  старые  гривы
               сухого  камыша,  не  скошенного  в  прошедшую  осень,  неприятно  желтели
               между  зеленеющих  краёв  прудового  разлива  и,  волнуемые  ветром,  ещё
               неприятнее,  как-то  безжизненно  шумели.  Надобно  прибавить,  что  от
               высыхающей тины и рыбы, погибшей в камышах, пахло очень дурно. Но
               скоро прошло неприятное впечатление. Выбрав места посуше, неподалёку
               от кауза, стали мы удить – и вполне оправдались слова отца: беспрестанно
               брали  окуни,  крупная  плотва,  средней  величины  язи  и  большие  лини.
               Крупная рыба попадалась всё отцу, а иногда и Евсеичу, потому что удили
               на большие удочки и насаживали большие куски, а я удил на маленькую
               удочку, и у меня беспрестанно брала плотва, если Евсеич насаживал мне
               крючок хлебом, или окуни, если удочка насаживалась червяком. Я никогда

               не видел, чтоб отец мой так горячился, и у меня мелькнула мысль, отчего
               он не ходит удить всякий день? Евсеич же, горячившийся всегда и прежде,
               сам  говорил,  что  не  помнит  себя  в  таком  азарте!  Азарт  этот  ещё
               увеличился,  когда  отец  вытащил  огромного  окуня  и  ещё  огромнейшего
               линя,  а  у  Евсеича  сорвалась  какая-то  большая  рыба  и  вдобавок  щука
               оторвала  удочку.  Он  так  смешно  хлопал  себя  по  ногам  ладонями  и  так
               жаловался на своё несчастье, что отец смеялся, а за ним и я. Впрочем, щука
               точно так же и у отца перекусила лесу. Мне тоже захотелось выудить что-
               нибудь  покрупнее,  и  хотя  Евсеич  уверял,  что  мне  хорошей  рыбы  не
               вытащить, но я упросил его дать мне удочку побольше и также насадить
               большой кусок. Он исполнил мою просьбу, но успеха не было, а вышло еще
               хуже, потому что перестала попадаться и мелкая рыба. Мне стало как-то
               скучно и захотелось домой; но отец и Евсеич и не думали возвращаться и,

               конечно,  без  меня  остались  бы  на  пруду  до  самого  обеда.  Собираясь  в
               обратный путь и свёртывая удочки, Евсеич сказал: «Что бы вам, Алексей
               Степаныч, забраться сюда на заре? Ведь это какой бы клёв-то был!» Отец
               отвечал с некоторою досадой: «Ну, как мне поутру». – «Вот вы и с ружьём
               не поохотились ни разу, а ведь в старые годы хаживали». Отец молчал. Я
               очень  заметил  слова  Евсеича,  а  равно  и  то,  что  отец  возвращался  как-то
               невесел.
                     Пойманная  рыба  едва  помещалась  в  двух  вёдрах.  Мы  принесли  её
               прямо к бабушке и тётушке Татьяне Степановне и только что приехавшей
   184   185   186   187   188   189   190   191   192   193   194