Page 210 - «Детские годы Багрова-внука»

уженья – и не понапрасну. Отец и Евсеич выудили на раковые сырые шейки

в самое короткое время очень много и очень крупной рыбы, особенно
окуней и небольших жерехов, которые брали беспрестанно в глубокой яме
под вешняком, около свай и кауза. К прискорбию моему, я не мог
участвовать в такого рода уженье: оно было мне ещё не по летам, и на
маленькую свою удочку таскал я маленьких рыбок на мелком, безопасном
месте, сидя на плотине. Когда мы весело возвращались с богатой добычей,
милая сестрица выбежала ко мне навстречу с радостным криком и с
полоскательной чашкой спелой ежевики, которую набрала она (то есть
Параша) по кустам мелкой урёмы, растущей около живописной Кондурчи.
Мать чувствовала себя здоровою и была необыкновенно весела, даже
шутлива. В тени кареты накрыли нам стол, составленный из досок,
утверждённых на двух отрубках дерева, принесли скамеек с мельницы, и у
нас устроился такой обед, которого вкуснее и веселее, как мне казалось
тогда, не может быть на свете. Когда моя мать была здорова и весела, то все
около неё делались веселы; это я замечал уже и прежде. За этим обедом я
совершенно забыл об оставленном Багрове и примирился с ожидающим

меня Чурасовым. Я был уверен, что и мой отец чувствовал точно то же,
потому что лицо его, как мне казалось, стало гораздо веселее; даже
сестрица моя, которая немножко боялась матери, на этот раз так же
резвилась и болтала, как иногда без неё.
На следующий день поутру мы приехали в Вишенки. Зимой я ничего
не заметил, но летом увидел, что это было самое скучное степное место.
Пересыхающая во многих местах речка Берля, запруженная навозною
плотиной, без чего летом не осталось бы и капли воды, загнившая,
покрытая какой-то пеной, была очень некрасива, к тому же берега её были
завалены целыми горами навоза, над которыми тянулись ряды
крестьянских изб; кое-где торчали высокие коромыслы колодцев, но вода и
в них была мутна и солодковата. Для питья воду доставали довольно далеко
из маленького родничка. И по всему этому плоскому месту не только

деревьев, даже зелёного кустика не было, на котором мог бы отдохнуть
глаз, только в нижнем огороде стояли две огромные ветлы. Впрочем,
селение считалось очень богатым, чему лучшим доказательством служили
гумна, полные копен старого хлеба, многочисленные стада коров и овец и
такие же табуны отличных лошадей. Всё это мы увидели своими глазами,
когда на солнечном закате были пригнаны господские и крестьянские
стада. Страшная пыль долго стояла над деревней, и мычанье коров и
блеянье овец долго раздавалось в вечернем воздухе. Отец мой сказал, что
́
еще большая половина разного скота ночует в поле. Он с восхищением