Page 213 - «Детские годы Багрова-внука»

разные диковинные столовые часы то в брюхе льва, то в голове человека,

картины в раззолоченных рамах – всё было так богато, так роскошно, что
чурасовское великолепие могло назваться бедностью в сравнении с
никольским дворцом. При первых расспросах узнав, что мать оставила мою
сестрицу на месте нашей кормежки, гостеприимный хозяин стал
упрашивать мою мать послать за ней коляску; мать долго не соглашалась,
но принуждена была уступить убедительным и настоятельным его
просьбам. Между тем Дурасов предложил нам посмотреть его сад,
оранжереи и теплицы. Нетрудно было догадаться, что хозяин очень любил
показывать и хвастаться своим домом, садом и всеми заведениями; он
прямо говорил, что у него в Никольском всё отличное, а у других дрянь.
«Да у меня и свиньи такие есть, каких здесь не видывали; я их привез в
горнице на колесах из Англии. У них теперь особый дом. Хотите
посмотреть? Они здесь недалеко. Я всякий день раза по два у них бываю».
Отец с матерью согласились, и мы пошли. В самом деле, в глухой стороне
сада стоял красивый домик. В передней комнате жили скотник и скотница,
а в двух больших комнатах жили две чудовищные свиньи, каждая

величиною с небольшую корову. Хозяин ласкал их и называл какими-то
именами. Он особенно обращал наше внимание на их уши, говоря:
«Посмотрите на уши, точно печные заслоны!» Подивившись на свиней,
которые мне не понравились, а показались страшными, пошли мы по
теплицам и оранжереям: диковинных цветов, растений, винограду и плодов
было великое множество. Хозяин поспешил нам сказать, что это фрукты
поздней пристановки и что ранней – все давно сошли. Тут Параша привела
мою милую сестрицу, которая, издали увидев нас, прибежала к нам бегом, а
Параша проворно воротилась. Дурасов рвал без разбора всякие цветы и
плоды и столько надавал нам, что некуда было девать их. Он очень
обласкал мою сестрицу, которая была удивительно как смела и мила,
называл ее красавицей и своей невестой… Это напомнило мне
давнопрошедшие истории с Волковым; и хотя я с некоторой гордостью

думал, что был тогда глупеньким дитятей, и теперь понимал, что
семилетняя девочка не может быть невестой сорокалетнего мужчины, но
слово «невеста» все-таки неприятно щекотало мое ухо.
Только что воротились мы в гостиную и сели отдохнуть, потому что
много ходили, как вошёл человек, богато одетый, точно наш уфимский
губернатор, и доложил, что кушанье поставлено. Я сейчас спросил
тихонько мать: «Кто это?» – и она успела шепнуть мне, что это главный
официант. Я в первый раз услышал это слово, совершенно не понимал его,
и оно нисколько не решало моего вопроса. Дурасов одну руку подал матери