Page 217 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 217

который  сначала  едва  тянул  с  восхода,  становился  сильнее  и  что

               поверхность  Волги  беспрестанно  меняла  свой  цвет,  то  темнела,  то
               светлела, – и крупная рябь бесконечными полосами бороздила её мутную
               воду.  Проворно  подали  большую  косную  лодку,  шестеро  гребцов  сели  в
               вёсла, сам староста или хозяин стал у кормового весла. Нас подхватили под
               руки, перевели и перенесли в это легкое судно; мы расселись по лавочкам
               на  самой  его  середине,  оттолкнулись,  и  лодка,  скользнув  по  воде,  тихо
               поплыла,  сначала  также  вверх;  но,  проплыв  сажен  сто,  хозяин  громко
               сказал:  «Шапки  долой,  призывай  бога  на  помочь!»  Все  и  он  сам  сняли
               шапки и перекрестились; лодка на минуту приостановилась. «С богом, на
               перебой,  работайте,  молодцы»,  –  проговорил  кормщик,  налегши  обеими
               руками и всем телом на рукоятку тяжёлого кормового весла; спустя её до
               самого  дна  кормы  и  таким  образом  подняв  нижний  конец,  он  перекинул
               весло  на  другую  сторону  и  повернул  нос  лодки  поперек  Волги.  Гребцы
               дружно легли в весла, и мы быстро понеслись. Страх давно уже овладевал
               мною,  но  я  боролся  с  ним  и  скрывал,  сколько  мог;  когда  же  берег  стал
               уходить  из  глаз  моих,  когда  мы  попали  на  стрежень  реки  и  страшная

               громада       воды,      вертящейся        кругами,       стремительно        текущей        с
               непреодолимою  силою,  обхватила  со  всех  сторон  и  понесла  вниз,  как
               щепку,  нашу  косную  лодочку,  –  я  не  мог  долее  выдерживать,  закричал,
               заплакал и спрятал своё лицо на груди матери. Глядя на меня, заплакала и
               сестрица. Отец смеялся, называя меня трусишкой, а мать, которая и в бурю
               не  боялась  воды,  сердилась  и  доказывала  мне,  что  нет  ни  малейшей
               причины  бояться.  Пролежав  несколько  времени  с  закрытыми  глазами  и
               понимая, что это стыдно, я стал понемногу открывать глаза и с радостью
               заметил,  что  гора  с  Симбирском  приближалась  к  нам.  Сестрица  уже
               успокоилась и весело болтала. Страх мой начал проходить, подплывая же к
               берегу,  я  развеселился,  что  всегда  со  мной  бывало  после  какого-нибудь
               страха.  Мы  вышли  на  крутой берег и  сели на толстые бревна, каких там
               много  лежало.  Завозня  с  нашей  каретой  плыла  ещё  посредине  Волги;

               маханье  веслами  казалось  издали  ребячьей  игрушкой  и,  по-видимому,
               нисколько  завозни  к  нам  не  приближало.  Ветер  усиливался,  карета
               парусила, и все утверждали, что наших порядочно снесёт вниз. Около нас,
               по крутому скату, были построены лубочные лавочки, в которых продавали
               калачи, пряники, квас и великое множество яблок. Мать, которая очень их
               любила, пошла сама покупать, но нашла, что яблоки продавались не совсем
               спелые, и сказала, что это всё падаль; кое-как, однако, нашла она с десяток
               спелых  и,  выбрав  одно  яблоко,  очень  сладкое,  разрезала  его,  очистила  и
               дала нам с сестрицей по половинке. Я вообще мало едал сырых плодов, и
   212   213   214   215   216   217   218   219   220   221   222