Page 227 - «Детские годы Багрова-внука»

и день и ночь ехать на переменных. Матушка как опомнится на минутку, то

всё спрашивает вас». В конце была приписка, что священник приехал,
исповедовал больную глухою исповедью и приобщил запасными дарами и
говорит, что она очень трудна. Видно было, что Прасковью Ивановну
сильно взволновало и огорчило это известие. Она не пустила моего отца к
Покрову в Багрово без всякой основательной причины и, конечно, очень в
том раскаивалась. Печально и строго было её лицо, брови сдвинуты. Она
долго молчала; молчали и все. Потом, сказав: «Боже сохрани и помилуй,
если он не застанет матери!» – встала и ушла в свою спальню. Страх и
жалость боролись в моей душе. Мне жалко было бабушку и еще более
жалко моего отца. Но скоро суеверный страх взял верх, овладел всеми
моими чувствами. К Покрову отец обещал приехать, в Покров видел
дурной сон, и в тот же день, через несколько часов, – до обеда сон
исполнился. Что же это значит? Можно ли после этого не верить снам? Не
бог ли посылает их? И я долго верил им, хотя, правду сказать, мои сны
никогда не сбывались.
Мать пошла укладываться, и к обеду было всё уложено. Подали

кушать. Прасковья Ивановна наперёд зашла к нам в кабинет. Она была уже
спокойна и твёрдым голосом уговаривала моего отца не сокрушаться
заранее, а положиться во всём на милость божию. «Я надеюсь, – между
прочим сказала она, – что Господь не накажет так строго меня, грешную, за
мою неумышленную вину. Надеюсь, что ты застанешь Арину Васильевну
живою и что в день Покрова Божией Матери, то есть сегодня, она
почувствует облегчение от болезни». Отец мой как будто несколько
ободрился от её слов. Прасковья Ивановна взяла за руки моего отца и мать
и повела их в залу, где ожидало нас множество гостей, съехавшихся к
празднику. Она посадила нас всех около себя и особенно занималась нами.
Покуда мы обедали, карета была подана к крыльцу. После стола, выпив
кофею, без чего Прасковья Ивановна не хотела нас пустить, она первая
встала и, помолясь богу, сказала: «Прощайте, друзья мои. Благодарю

Алексея Степаныча за исполнение моего желанья и за послушание. А тебя,
Софья Николавна, за твою родственную любовь и дружбу. Кажется, мы с
тобой друг друга не разлюбим. Пришлите ко мне нарочного с известием об
Арине Васильевне…»
Через несколько минут мы уже ехали небольшой рысью и по грязной
дороге. Осенний, мелкий дождь с ветром так и рубил в поднятое окно,
подле которого я сидел, и водяные потоки, нагоняя и перегоняя друг друга,
невольно наблюдаемые мною, беспрестанно текли во всю длину стекла. Не
успел я опомниться, как уже начало становиться темно, и сумерки, как мне