Page 231 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 231

усилием, лодка летела; но едва мы, достигнув середины Волги, вышли из-

               под защиты горы, подул сильный ветер, страшные волны встретили нас, и
               лодка  начала  то  подыматься  носом  кверху,  то  опускаться  кормою  вниз;
               я  вскрикнул,  бросился  к  матери,  прижался  к  ней  и  зажмурил  глаза.  Я
               открыл их тогда, когда услышал, что до берегу недалеко. Точно, берег был
               уже  близок,  но  в  лодке  происходила  суматоха,  которой  я  с  закрытыми
               глазами до тех пор не замечал, и наш кормщик казался очень озабоченным
               и даже испуганным. Гребли только четверо, а двое гребцов выливали воду,
               один  –  каким-то  длинным  ковшом,  а  другой  –  шляпой.  Вода  в  лодке
               выступила уже сквозь пол и подмочила нам ноги, а в корме было её очень
               много. Я не вполне понял важность происшествия и очень удивился, когда
               отец, высадив нас всех на берег, накинулся с бранью на хозяина гребцов.
               «Ах  ты,  разбойник,  –  говорил  мой  отец,  –  как  мог  ты  подать  нам  худую
               лодку!  Ведь  ты  нас  едва  не  утопил!  Да  знаешь  ли  ты,  что  я  тебя  сейчас
               отправлю  к  симбирскому  городничему?»  Бедный  наш  кормщик,  стоя  без
               шляпы  и  почтительно  кланяясь,  говорил:  «Помилуйте,  ваше  благородие,
               разве я этому делу рад, разве мне свой живот надоел? Ведь и я потонул бы

               вместе  с  вами.  Грех  такой  вышел.  Хотел  поусердствовать  вам,  самую
               лучшую посуду дал, новую; только большим господам ее дают. Всего раз
               десять  была  в  деле.  С  Успеньева  дня  её  и  не  трогали.  Воды  не  было  ни
               капли,  как  мы  поехали.  Ума не  приложу,  отчего такая беда случилась. Я,
               вестимо,  без  вины  виноват.  Помилосердуйте,  простите,  заставьте  за  себя
               век бога молить…» – и он повалился в ноги моему отцу. Ему сейчас велели
               встать и сказали, что прощают его вину и жаловаться не будут.
                     Завозни  нашей  с  каретой  ещё  у  пристани  не  было:  предсказание
               нашего  хозяина-кормщика  сбылось  из  слова  в  слово.  Она  медленно
               подвигалась на шестах снизу и находилась еще от нас не менее версты, как
               говорили перевозчики. Отцу моему захотелось узнать, отчего потекла наша
               лодка; её вытащили на берег, обернули вверх дном и нашли, что у самой
               кормы она проломлена чем-то острым; дыра была пальца в два шириною.

               Как это случилось, никто объяснить не мог. Долго толковали перевозчики и
               наконец порешили, что это кто-нибудь со зла проломил железным ломом.
               Отверстие было довольно высоко над водою, и в тихую погоду можно было
               плавать  на  лодке  безопасно,  но  гребни  высоких  валов  попадали  в  дыру.
               Если  б  недоглядели  и  не  принялись  вовремя  выливать  воду,  лодка
               наполнилась  бы  ею,  села  глубже,  и  тогда  гибель  была  неизбежна.  Тут
               только я понял, какой опасности мы подвергались, и боязнь, отвращение от
               переправ  через  большие  реки  прочно  поселилась  в  моей  душе.  Наконец
               приплыла наша завозня; она точно ночевала у Гусиной Луки, на мели, кое-
   226   227   228   229   230   231   232   233   234   235   236