Page 232 - «Детские годы Багрова-внука»

как привязавшись к воткнутым в песок шестам. Люди наши рассказывали,

что натерпелись такого страху, какого сроду не видывали, что не спали всю
ночь и пробились с голодными лошадьми, которые не стояли на месте и
несколько раз едва не опрокинули завозню. Нас ожидала новая остановка и
потеря времени: надо было заехать в деревню Часовню, стоящую на самом
берегу Волги, и выкормить лошадей, которые около суток ничего не ели.
Нельзя было узнать моего отца. Всегда тихий и спокойный, он рвался с
досады, что столько времени пропадало даром, и беспрестанно сердился.
Мать принуждена была его уговаривать и успокаивать, что всегда, бывало,
делывал отец с нею, и я с любопытством смотрел на эту перемену. Мать
говорила очень долго и так хорошо, как и в книжках не пишут. Между
прочим, она сказала ему, что безрассудно сердиться на Волгу и бурю, что
такие препятствия не зависят от воли человеческой и что грешно роптать
на них, потому что их посылает бог, что, напротив, мы должны благодарить
его за спасение нашей жизни… Но я не умею так рассказать, как она
говорила. Наконец мало-помалу отец мой успокоился, хотя всё оставался
очень грустен. Выкормив лошадей, мы пустились в дальнейший путь. Мы

не жалели своих добрых коней и в две пряжки, то есть в два переезда,
проехали почти девяносто вёрст и на другой день в обед были уже в
Вишенках. Простояв часа четыре, мы опять пустились в дорогу и ночевали
в деревне, называемой «Один двор». Судьба захотела испытать терпенье
моего отца. Когда душа его рвалась в Багрово, к умирающей матери,
препятствия вырастали на каждом шагу. Всё путешествие наше было самое
неудачное, утомительное, печальное. После постоянного ненастья, от
которого размокла чернозёмная почва, сначала образовалась страшная
грязь, так что мы с трудом стали уезжать по пятидесяти верст в день; потом
вдруг сделалось холодно и, поднявшись на заре, чтоб выбраться поранее из
грязного «Одного двора», мы увидели, что грязь замерзла и что земля
слегка покрыта снегом. Сначала отец не встревожился этим и говорил, что
лошадям будет легче, потому что подмёрзло, мы же с сестрицей

радовались, глядя на опрятную белизну полей; но снег продолжал идти час
от часу сильнее и к вечеру выпал с лишком в полторы четверти; езда
сделалась ужасно тяжела, и мы едва тащились шагом, потому что мокрый
снег прилипал к колёсам и даже тормозил их. Так ехали мы целый
следующий день и проехали только тридцать вёрст. К вечеру пошел дождь,
снег почти растаял, и хотя дорога стала еще грязнее, но всё лошадям было
легче. Тут явилась новая беда: мать захворала, и так сильно, что, отъехав
двадцать пять вёрст, мы принуждены были остановиться и простоять более
суток. Как было грустно мне и моей милой сестрице! Мы жили в грязной