Page 244 - «Детские годы Багрова-внука»

новое деревенское удовольствие, которое мне очень полюбилось: Евсеич

выучил меня крыть лучком птичек, в нашем саду и огороде было их очень
много. Маленький снежок покрывал уже землю; Евсеич расчистил точок и
положил на него приваду из хлебной мякины и ухвостного конопляного
семени. Голодные птички очень обрадовались корму, которого доставать им
уже было трудно, и дня в три привыкли летать на приваду. Тогда Евсеич
поставил позади точка лучок, обтянутый сеткой, привязал к нему верёвочку
и протянул её сквозь смородинный куст, за которым легко было притаиться
одному человеку или даже двоим. Когда птички привыкли к лучку, стали
смело возле него садиться и клевать зёрна, Евсеич привел меня осторожно
к кусту, сквозь голые ветки которого было видно все, что делается на точке.
«Наклонись, соколик, и нишкни, – шёпотом говорил Евсеич, присев на
корточки. – Вот как налетят птички получше, – а теперь сидят всё бески да
чечотки, – тогда ты возьми за верёвочку да и дерни. Птичек-то всех и
накроет лучком, а мы с тобой хорошеньких-то выберем да в клеточки и
посадим». Я готов был всё исполнять; через несколько времени Евсеич
сказал мне: «Ну, бери верёвочку, дёргай!» Дрожа от радостного нетерпения,

я дёрнул изо всей мочи, и мы, выскочив из-за куста, прибежали к лучку. Я
дёрнул неудачно, слишком сильно, так что лучок сорвался с места одним
краем и покрыл только половину точка; но всё-таки несколько птичек
билось под сеткой, и мы, взяв пару щеглят, чижика и беленького бесочка,
побежали домой с своей добычей. Евсеич бежал так же, как и я. И вот чем
был неоценённый человек Ефрем Евсеич: он во всякой охоте горячился не
меньше меня!.. Я скоро выучился крыть хорошо; а как мне жалко было
выпускать пойманных птичек, то я, кроме клеток, насажал их множество в
пустой садок, обтянутый сеткою, находившийся в нескольких саженях от
крыльца, где летом жили мои голуби, зимовавшие теперь по дворовым
избам, в подпечках. У меня сидели в садке белые, голубые и зелёные бески
или синицы, щеглята, чижи, овсянки и чечотки. Я поставил им водопойку, а
когда вода замерзала, то клал снегу; поставил две небольшие берёзки, на

которых птички сидели и ночевали, и навалил на пол всякого корма.
Смотреть в этот садок, любоваться живыми и быстрыми движениями
миловидных птичек и наблюдать, как они едят, пьют и ссорятся между
собой – было для меня истинным наслаждением. Иногда, не довольно
тепло одетый, я не чувствовал холода наступающего ноября и готов был
целый день простоять, прислонив лицо к опушённой инеем сетке, если б
мать не присылала за мною или Евсеич не уводил насильно в горницу.
На другой же день после получения письма от Прасковьи Ивановны,
вероятно переговорив обо всём наедине, отец и мать объявили решительное