Page 56 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 56
Змей Горыныч о семи головах, и что я намерен их отрубить. Мне очень
было приятно, что мои рассказы производили впечатление на мою
сестрицу и что мне иногда удавалось даже напугать её; одну ночь она худо
спала, просыпалась, плакала и всё видела во сне то разбойников, то Змея
Горыныча и прибавляла, что это братец её напугал. Няня погрозила мне,
что пожалуется дедушке, и я укротил пламенные порывы моей детской
фантазии. Во время отсутствия отца и матери три тётушки перебывали в
гостях в Багрове. Первая была Александра Степановна; она произвела на
меня самое неприятное впечатление, а также и муж её, который, однако,
нас с сестрой очень любил, часто сажал на колени и беспрестанно целовал.
Новая тётушка совсем нас не любила, все насмехалась над нами, называла
нас городскими неженками и, сколько я мог понять, очень нехорошо
говорила о моей матери и смеялась над моим отцом. Её муж бывал иногда
как-то странен и даже страшен: шумел, бранился, пел песни и, должно
быть, говорил очень дурные слова, потому что обе тётушки зажимали ему
рот руками и пугали, что дедушка идёт, чего он очень боялся и тотчас
уходил от нас. Вторая приехавшая тётушка была Аксинья Степановна,
крёстная моя мать; это была предобрая, нас очень любила и очень ласкала,
особенно без других; она даже привезла нам гостинца, изюма и черносливу,
но отдала тихонько от всех и велела так есть, чтоб никто не видал; она
пожурила няньку нашу за неопрятность в комнате и платье, приказала
переменять чаще белье и погрозила, что скажет Софье Николавне, в каком
виде нашла детей; мы очень обрадовались её ласковым речам и очень её
полюбили. Одно смутило меня: приказанье есть потихоньку подаренные ею
лакомства. Мать и отец приучали меня ничего тихонько не делать, и я
решился спрятать изюм и чернослив до приезда матери. Третья тётушка,
Елизавета Степановна, которую все называли генеральшей, приезжала на
короткое время; эта тётушка была прегордая и ничего с нами не говорила.
Она привезла с собою двух дочерей, которые были постарше меня; она
оставила их погостить у дедушки с бабушкой и сама дня через три уехала.
По-видимому, пребывание двух двоюродных сестриц могло бы развеселить
нас и сделать нашу жизнь более приятною, но вышло совсем не так, и
положение наше стало ещё грустнее, по крайней мере, моё. Я очень видел,
что с ними поступают совсем не так, как с нами; их и любили, и ласкали, и
веселили, и угощали разными лакомствами; им даже чай наливали слаще,
чем нам: я узнал это нечаянно, взявши ошибкой чашку двоюродной сестры.
Девочки эти, разумеется, ни в чём не были виноваты: они чуждались нас,
но, как их научали и как им приказывали, так они и обходились с нами. Я
пробовал им читать, но они не хотели слушать и называли меня дьячком.