Page 60 - «Детские годы Багрова-внука»

подъезжает к околице, и мы пойдем их встречать…» Последние слова

сначала производили на меня сильное впечатление, сердце у меня так и
билось, но потом мне было досадно их слушать. Прошло ещё два дня;
тоска моя ещё более усилилась, и я потерял всякую способность чем-
нибудь заниматься. Милая моя сестрица не отходила от меня ни на шаг:
часто она просила меня поиграть с ней, или почитать ей книжку, или
рассказать что-нибудь. Я исполнял ее просьбы, но так неохотно, вяло и
невесело, что нередко посреди игры или чтения я переставал играть или
читать, и мы молча, печально смотрели друг на друга, и глаза наши
наполнялись слезами. В один из таких скучных, тяжёлых дней вбежала к
нам в комнату девушка Феклуша и громко закричала: «Молодые господа
едут!» Странно, что я не вдруг и не совсем поверил этому известию.
Конечно, я привык слышать подобные слова от Евсеича и няньки, но всё
странно, что я так недоверчиво обрадовался; впрочем, слава богу, что так
случилось: если б я совершенно поверил, то, кажется, сошёл бы с ума или
захворал; сестрица моя начала прыгать и кричать: «Маменька приехала,
маменька приехала!» Нянька Агафья, которая на этот раз была с нами одна,

встревоженным голосом спросила: «Взаправду, что ли?» – «Взаправду,
взаправду, уж близко, – отвечала Феклуша, – Ефрем Евсеич побежал
встречать», – и сама убежала. Нянька проворно оправила наше платье и
волосы, взяла обоих нас за руки и повела в лакейскую; двери были
растворены настежь, в сенях уже стояли бабушка, тётушка и двоюродные
сестрицы. Дождь лил как из ведра, так что на крыльцо нельзя было выйти;
подъехала карета, в окошке мелькнул образ моей матери – и с этой минуты
я ничего не помню… Я очнулся или очувствовался уже на коленях матери,
которая сидела на канапе, положив мою голову на свою грудь. Вот была
радость, вот было счастье!
Как только я совсем оправился и начал было расспрашивать и
рассказывать, моя мать торопливо встала и ушла к дедушке, с которым она
еще не успела поздороваться: испуганная моей дурнотой, она не заходила в

его комнату. Через несколько минут прислали Евсеичу сказать, чтоб он
меня привёл к старому барину. На этот раз я пошел без всякой робости. Там
была моя мать, при ней я никого не боялся. Дедушка сидел на кровати, а
возле него по одну руку отец, по другую мать. Бабушка сидела на
дедушкиных креслах, а тётушка и двоюродные сестрицы на стульях. Я не
видел или, лучше сказать, не помнил, что видел отца, а потому,
обрадовавшись, прямо бросился к нему на шею и начал его обнимать и
целовать. «А, так ты так же и отца любишь, как мать, – весело сказал
дедушка, – а я думал, что ты только по ней соскучился. Ну, Софья