Page 62 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 62
Евсеичем будем там удить рыбку. Всё это меня успокоило и обрадовало,
особенно потому, что другие говорили, да я и сам видел, что маменька
стала здоровее и крепче. Робость моя вдруг прошла, и печальное Багрово
как будто повеселело. Мне показалось даже, а может быть, оно и в самом
деле было так, что все стали к нам ласковее, внимательнее и больше
заботились о нас. По ребячеству моему я подумал, что все нас полюбили.
Впрочем, я и теперь думаю, что в эту последнюю неделю нашего
пребывания в Багрове дедушка точно полюбил меня, и полюбил именно с
той поры, когда сам увидел, что я горячо привязан к отцу. Он даже
высказал мне, что считал меня баловнем матери, матушкиным сынком,
который отца своего не любит, а родных его и подавно, и всем в Багрове
«брезгует»; очевидно, что это было ему насказано, а моя неласковость,
печальный вид и робость, даже страх, внушаемый его присутствием,
утвердили старика в таких мыслях. Теперь же, когда он приласкал меня,
когда прошёл мой страх и тоска по матери, когда на сердце у меня
повеселело и я сам стал к нему ласкаться, весьма естественно, что он
полюбил меня. В несколько дней я как будто переродился; стал жив, даже
резов; к дедушке стал бегать беспрестанно, рассказывать ему всякую
всячину и сейчас попотчевал его чтением «Детского чтения», и всё это
дедушка принимал благосклонно; угрюмый старик также как будто стал
добрым и ласковым стариком. Я живо помню, как он любовался на нашу
дружбу с сестрицей, которая, сидя у него на коленях и слушая мою
болтовню или чтение, вдруг без всякой причины спрыгивала на пол,
подбегала ко мне, обнимала и целовала и потом возвращалась назад и опять
вползала к дедушке на колени; на вопрос же его: «Что ты, козулька,
вскочила?» – она отвечала: «Захотелось братца поцеловать». Одним словом,
у нас с дедушкой образовалась такая связь и любовь, такие прямые
сношения, что перед ними все отступили и не смели мешаться в них.
Двоюродные наши сестрицы, которые прежде были в большой милости,
сидели теперь у печки на стульях, а мы у дедушки на кровати; видя, что он
не обращает на них никакого вниманья, а занимается нами, генеральские
дочки (как их называли), соскучась молчать и не принимая участия в
наших разговорах, уходили потихоньку из комнаты в девичью, где было им
гораздо веселее.
Хотя мать мне ничего не говорила, но я узнал из её разговоров с отцом,
иногда не совсем приятных, что она имела недружелюбные объяснения с
бабушкой и тётушкой, или, просто сказать, ссорилась с ними, и что
бабушка отвечала: «Нет, невестушка, не взыщи; мы к твоим детям и
приступиться не смели. Где нам мешаться не в свое дело? У вас порядки