Page 106 - Вечера на хуторе близ Диканьки

Думала, буду хоть в тишине растить на месть сына… Страшен, страшен привиделся он мне
во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце моё до сих пор бьётся. «Я зарублю твоё
дитя, Катерина, — кричал он, — если не выйдешь за меня замуж!..» — и, зарыдав, кинулась
она к колыбели, а испуганное дитя протянуло ручонки и кричало.

Кипел и сверкал сын есаула от гнева, слыша такие речи. Расходился и сам есаул Горобець.

— Пусть попробует он, окаянный антихрист, прийти сюда; отведает, бывает ли сила в руках
старого козака. Бог видит, — говорил он, подымая кверху прозорливые очи, — не летел ли я
подать руку брату Данилу? Его святая воля! застал уже на холодной постеле, на которой
много, много улеглось козацкого народа. Зато разве не пышна была тризна по нём?
выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, дитя моё! никто не посмеет тебя
обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.

Кончив слова свои, старый есаул пришёл к колыбели, и дитя, увидевши висевшую на ремне у
него в серебряной оправе красную люльку и гаман с блестящим огнивом, протянуло к нему
ручонки и засмеялось.

— По отцу пойдёт, — сказал старый есаул, снимая с себя люльку и отдавая ему, — ещё от
колыбели не отстал, а уже думает курить люльку.

Тихо вздохнула Катерина и стала качать колыбель. Сговорились провесть ночь вместе, и
мало погодя уснули все. Уснула и Катерина.

На дворе и в хате всё было тихо; не спали только козаки, стоявшие на стороже. Вдруг
Катерина, вскрикнув, проснулась, и за нею проснулись все. «Он убит, он зарезан!» — кричала
она и кинулась к колыбели.

Все обступили колыбель и окаменели от страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя.
Ни звука не вымолвил ни один из них, не зная, что думать о неслыханном злодействе.

XII

Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный город Лемберг, идут
рядами высоковерхие горы. Гора за горою, будто каменными цепями, перекидывают они
вправо и влево землю и обковывают её каменною толщей, чтобы не прососало шумное и
буйное море. Идут каменные цепи в Валахию и в Седмиградскую область и громадою стали в
виде подковы между галичским и венгерским народом. Нет таких гор в нашей стороне. Глаз
не смеет оглянуть их; а на вершину иных не заходила и нога человечья. Чуден и вид их: не
задорное ли море выбежало в бурю из широких берегов, вскинуло вихрем безобразные
волны, и они, окаменев, остались недвижимы в воздухе? Не оборвались ли с неба тяжёлые
тучи и загромоздили собою землю? ибо и на них такой же серый цвет, а белая верхушка
блестит и искрится при солнце. Ещё до Карпатских гор услышишь русскую молвь, и за горами
ещё кой-где отзовётся как будто родное слово; а там уже и вера не та, и речь не та. Живёт
немалолюдный народ венгерский; ездит на конях, рубится и пьёт не хуже козака; а за конную
сбрую и дорогие кафтаны не скупится вынимать из кармана червонцы. Раздольны и велики
есть между горами озёра. Как стекло, недвижимы они и, как зеркало, отдают в себе голые
вершины гор и зелёные их подошвы.

Page 106/115