Page 102 - Вечера на хуторе близ Диканьки
P. 102

—  Если бы ты вздумала, тогда бы ты не жена мне была. Я бы тебя зашил тогда в мешок и
       утопил бы на самой середине Днепра!..

       Дух занялся у Катерины, и ей чудилось, что волоса стали отделяться на голове её.





       VIII






       На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни. Что-то немало всей
       сволочи. Сошлись, верно, на какой-нибудь наезд: у иных и мушкеты есть; чокают шпоры,
       брякают сабли. Паны веселятся и хвастают, говорят про небывалые дела свои, насмехаются
       над православьем, зовут народ украинский своими холопьями и важно крутят усы, и важно,
       задравши головы, разваливаются на лавках. С ними и ксёндз вместе. Только и ксёндз у них
       на их же стать; и с виду даже не похож на христианского попа: пьёт и гуляет с ними и говорит
       нечестивым языком своим срамные речи. Ни в чём не уступает им и челядь: позакидали
       назад рукава оборванных жупанов своих и ходят козырем, как будто бы что путное. Играют в
       карты, бьют картами один другого по носам. Набрали с собою чужих жён. Крик, драка!.. Паны
       беснуются и отпускают штуки: хватают за бороду жида, малюют ему на нечестивом лбу крест;
       стреляют в баб холостыми зарядами и танцуют краковяк с нечестивым попом своим. Не
       бывало такого соблазна на русской земле и от татар. Видно, уже ей Бог определил за грехи
       терпеть такое посрамление! Слышно между общим содомом, что говорят про заднепровский
       хутор пана Данила, про красавицу жену его… Не на доброе дело собралась эта шайка!





       IX






       Сидит пан Данило за столом в своей светлице, подпершись локтем, и думает. Сидит на
       лежанке пани Катерина и поёт песню.

       —  Чего-то грустно мне, жена моя! — сказал пан Данило. — И голова болит у меня, и сердце
       болит. Как-то тяжело мне! Видно, где-то недалеко уже ходит смерть моя.

       «О мой ненаглядный муж! приникни ко мне головою своею! Зачем ты приголубливаешь к себе
       такие чёрные думы», — подумала Катерина, да не посмела сказать. Горько ей было,
       повинной голове, принимать мужние ласки.

       —  Слушай, жена моя! — сказал Данило, — не оставляй сына, когда меня не будет. Не будет
       тебе от Бога счастия, если ты кинешь его, ни в том, ни в этом свете. Тяжело будет гнить моим
       костям в сырой земле; а ещё тяжелее будет душе моей.

       —  Что говоришь ты, муж мой! не ты ли издевался над нами, слабыми жёнами? а теперь сам
       говоришь, как слабая жена. Тебе ещё долго нужно жить.




                                                       Page 102/115
   97   98   99   100   101   102   103   104   105   106   107