Page 115 - Робинзон Крузо
P. 115

Это заставило меня подумать о том, как развести огонь для обжигания
               моих горшков. Я не имел никакого понятия о печах для обжигания извести,
               какими  пользуются  гончары,  и  ничего  не  слыхал  о  муравлении  свинцом,
               хотя у меня нашлось бы для этой цели немного свинца. Поставив на кучу
               горячей  золы  три  больших  глиняных  горшка  и  на  них  три  поменьше,  я
               обложил их кругом и сверху дровами и хворостом и развел огонь. По мере
               того как дрова прогорали, я подкладывал новые поленья, пока мои горшки
               не  прокалились  насквозь,  причем  ни  один  из  них  не  раскололся.  В  этом
               раскаленном состоянии я держал их в огне часов пять или шесть, как вдруг
               заметил,  что  один  из  них  начал  плавиться,  хотя  остался  цел;  это
               расплавился от жара смешанный с глиной песок, который превратился бы в
               стекло, если бы я продолжал накалять его. Я постепенно убавил огонь, и
               красный цвет горшков стал менее ярок. Я сидел подле них всю ночь, чтобы
               не дать огню слишком быстро погаснуть, и к утру в моем распоряжении
               было три очень хороших, хотя и не очень красивых, глиняных кувшина и
               три горшка, так хорошо обожженных, что лучше нельзя и желать, и в том

               числе один муравленный расплавившимся песком.
                     Нечего  и  говорить,  что  после  этого  опыта  у  меня  уже  не  было
               недостатка в глиняной посуде. Но должен сознаться, что внешний вид моей
               посуды оставлял желать многого. Да и можно ли этому удивляться? Ведь я
               делал  ее  таким  же  способом,  как  дети  делают  куличи  из  грязи  или  как
               делают пироги женщины, которые не умеют замесить тесто.
                     Я  думаю,  ни  один  человек  в  мире  не  испытывал  такой  радости  по
               поводу  столь  заурядной  вещи,  какую  испытал  я,  когда  убедился,  что  мне
               удалось  сделать  вполне  огнеупорную  глиняную  посуду.  Я  едва  мог
               дождаться, когда мои горшки остынут, чтобы можно было налить в один из
               них воды и сварить в нем мясо. Все вышло превосходно: я сварил себе из
               куска козленка очень хорошего супу, хотя у меня не было ни овсяной муки,
               ни других приправ, какие обыкновенно кладутся туда.

                     Следующей  моей  заботой  было  придумать,  как  сделать  каменную
               ступку,  чтобы  размалывать,  или,  вернее,  толочь  в  ней  зерно;  располагая
               только  собственными  руками,  нельзя  было  и  думать  о  таком  сложном
               произведении  искусства,  как  мельница.  Я  тщетно  ломал  себе  голову,  как
               выйти из этого положения; в ремесле каменотеса я был круглым невеждой
               и, кроме того, не имел инструментов. Не один день потратил я на поиски
               подходящего камня, то есть достаточно твердого и такой величины, чтобы в
               нем  можно  было  выдолбить  углубление,  но  ничего  не  нашел.  На  моем
               острове были, правда, большие утесы, но от них я не мог ни отколоть, ни
   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119   120