Page 219 - Робинзон Крузо

заткнул себе за пояс, и три ружья, а сам взял остальное. На всякий случай я

захватил в карман бутылку рому, а Пятнице дал нести большой мешок с
запасным порохом и пулями. Я приказал ему следовать за мной, не отставая
ни на шаг, и строго запретил заговаривать со мной и стрелять, пока я не
прикажу. Нам пришлось сделать большой крюк, не меньше мили, чтоб
обогнуть бухточку и подойти к берегу со стороны леса, потому что только с
этой стороны можно было незаметно подкрасться к неприятелю на
расстояние ружейного выстрела.
Пока мы шли, мои прежние сомнения вернулись ко мне, и моя
решимость начала ослабевать. Не многочисленность неприятеля смущала
меня: в борьбе с этими голыми, почти безоружными людьми все шансы
победы были, несомненно, на моей стороне, будь я даже один. Нет, меня
терзало другое. «С какой стати, – спрашивал я себя, – и ради чего я
собираюсь обагрить руки человеческой кровью? Какая крайность гонит
меня? И кто, наконец, дал мне право убивать людей, не сделавших и не
хотевших сделать мне никакого зла? Чем, в самом деле, они провинились
передо мной? Их варварские обычаи меня не касаются; это – несчастное

наследие, перешедшее к ним от предков, проклятие, которым их покарал
Господь. Но если Господь их покинул, если в своей премудрости он
рассудил за благо уподобить их скотам, то, во всяком случае, меня он не
уполномочивал быть их судьею, а тем более палачом. И наконец, за пороки
целого народа не подлежат отмщению отдельные люди. Словом, с какой
точки зрения ни взгляни, расправа с людоедами – не мое дело. Еще для
Пятницы тут можно найти оправдание: это его исконные враги; они воюют
с его соплеменниками, а на войне позволительно убивать. Ничего
подобного нельзя сказать обо мне». Все эти доводы, не раз приходившие
мне в голову и раньше, показались мне теперь до такой степени
убедительными, что я решил не трогать пока дикарей, а, засевши в лесу, в
таком месте, чтобы видеть все, что происходит на берегу, выжидать и
начать наступательные действия лишь в том случае, если Бог даст мне

явное указание, что такова его воля.
С этим решением я вошел в лес. Пятница следовал за мной по пятам.
Мы шли со всевозможными предосторожностями – в полном молчании,
стараясь ступать как можно тише. Подойдя к опушке с того края, который
был ближе к берегу, так что только несколько рядов деревьев отделяло нас
от дикарей, я остановился, тихонько подозвал Пятницу, и, указав ему
толстое дерево почти на опушке леса, велел взобраться на это дерево и
посмотреть, видно ли оттуда дикарей и чем они занимаются. Он сделал, как
ему было сказано, и сейчас же воротился, чтоб сообщить, что все отлично