Page 87 - Белый пудель
P. 87

вымысла была сильнее его воли: он разделял четвертушку бумаги на правильные квадратики
       и в них очень мелко рисовал знаменитую историю борьбы разбойников с защитниками
       справедливости.

       С переходом из группы в классы пошли другие обычаи и новые нравы. Классные дамы там
       занимались только надзором; для преподавания же наук приходили настоящие учители в
       очках, в синих фраках с золотыми пуговицами. Убирали кровати мальчиков и водили их в
       баню не горничные, как раньше, а два усатых дядьки, Матвей и Григорий. Они же в случае
       надобности и секли ребят по приказанию начальницы пансиона. Это была высокая полная
       женщина, с княжеским титулом, серолицая, сероглазая; в ушах у нее были вдеты большие
       золотые колокольчики, с языками из каких-то синих камешков, и когда еще издали в коридоре
       слышался шум ее каменных шагов и легкий перезвон сережек, – мальчишки цепенели от
       ужаса.

       И внутренняя жизнь мальчиков стала совсем иной. Все они уже считали себя на линии
       будущих военных гимназистов, поэтому жаловаться на товарищей или ябедничать считалось
       у них преступлением, уважалась сила, грубость со старшими, пренебрежение к наукам.


       Единицы да нули:

       Вот и все мои баллы.

       Двоек, троек очень мало,

       А четверок не бывало.

       Рассказчичьи таланты Нельгина расцвели в этом году с новой, пылкой силой. Но ему уже
       мало было одних странствований в области воображения: его влекло к действию. Ранее
       всего он, конечно, изобрел свой собственный удальской язык, затем он основал
       бесшабашную шайку молодых людей, которые, в зависимости от прихоти, являлись то
       казаками, то дикарями, то мстителями-молотобойцами, называвшимися на таинственном
       языке Нельгина «сацаро-даярами». Принимался в шайку только тот, кто выдерживал
       двадцать – тридцать ударов жгучей крапивой по рукам. Во время прогулок в огромном
       запущенном Екатерининском саду эти бравые молодчики, предводительствуемые атаманом
       Нельгиным, с палками в руках кидались в чащу жимолости, шиповника и бузины и рубили
       налево и направо, холодея от восторга, с волосами, вставшими дыбом на головах.

       Потом как-то накатил на Нельгина стих набожности, молитвы, стремления к чудотворству. У
       него только что умерла бабушка, и он был во власти впечатлений от гроба с восковым
       старческим лицом, грустного похоронного пения, запаха ладана, открытой могилы на
       Ваганьковском кладбище. По вечерам, в спальне, он становился голыми коленями на пол,
       усердно крестился, вдавливая три пальца поочередно в лоб, в живот и в плечи, и читал
       проникновенным голосом самодельные молитвы. И, как всегда бывает у детей, у дикарей и у
       тихих сумасшедших, вокруг него образовалась немедленно толпа последователей. Нельгин
       выпросил у матери флакончик со святой водой и начал при ее помощи творить чудеса. У
       золотушного Добросердова всегда болело ухо. Надо было его исцелить. И вот, как бедняга ни
       бился, ни отбрыкивался, его положили на бок, и Нельгин, громко творя молитву, влил ему в
       уши ложки две чайных воды. Лечил он также головные и зубные боли и давал смоченную
       ватку за щеку для удачного ответа на уроке.

       Затем чей-то рассказ или прочитанная книжка заставили его страстно желать богатства. Он
       попробовал было выпустить свои собственные деньги из разноцветной бумаги, по рублю, по
       три, по пяти и по десяти, довольно плохо сделанные. В них охотно играли понарошку, для
       забавы, но никто не давал за сто рублей даже одного перышка, и денежная затея лопнула.


       Тогда Нельгин решился делать золото. Он уже слышал о том, как монах Шварц совсем

                                                        Page 87/111
   82   83   84   85   86   87   88   89   90   91   92