Page 90 - Белый пудель
P. 90
В это время он почти перестал есть, похудел, побледнел, питался хлебом с солью, а также,
на прогулках, всякой травяной дрянью: просвирками, свербигусом, молочаем. В научном
смысле он сам крепко подналег и знал, что ему необходимо будет только победить свою
самолюбивую застенчивость и, наоборот, сдержать грубую вольность языка.
Но несправедливая судьба, перед которой, вероятно, очень много нагрешил такой невинный
и веселый пистолет, как Нельгин, готовила ему серьезное испытание. Сменилась или,
кажется, уехала на лето в отпуск классная дама, Ольга Петровна. Она была очень маленькая
и сухая женщина, чрезвычайно строгая, холодная, но и справедливая. Первые два качества
вселяли в мальчишек страх, третье – уважение. Однажды она в воскресный день привела
своего сына, долговязого приготовительного гимназиста, поиграть с ее мальчиками.
Гимназист немножко форсил, показывал мускулы, шведскую гимнастику, перепрыгнул через
стол (он говорил, что без разбега, но разбег был в три шага), наконец вызвал кого-нибудь из
любителей подраться. Конечно, на это первым согласился Нельгин, а уже после него,
поддерживая свою славу главного силача, выступил ленивый Сурков, – однако Нельгин не
уступил ему очереди. Через пять минут оба боксера были красны от крови. Ольга Петровна
застала это зрелище и правосудно поставила в угол и того и другого, а другие дети в это
время с лицемерно-добродетельными лицами пили шоколад, приготовленный классной
дамой для первого знакомства приготовишки с воспитанниками.
Но ушла Ольга Петровна, а на смену ее временно была назначена Вера Ивановна
Теплоухова. Ее Нельгин знал еще по группе. Это была длинная, но при этом коротконогая
девица, с огромной лошадиной бледной мордой. Она всегда носила короткие юбки, из-под
которых выглядывали невероятно большие ноги в прюнелевых башмаках с ушками. От нее
всегда пахло какой-то вонючей пудрой, а между бровями росла бородавка, похожая цветом
на спелую малину, а формою – на рог носорога. Совсем неизвестно, где рок фабрикует
людей такой наружности и такого характера.
Самое же ужасное в ней было то, что она была твердо убеждена в непоколебимости и
верности нравоучительных анекдотов и воскресных прописей и каждое свое слово, взятое из
книжки, считала священным.
Конечно, она сразу же, по естественному отвращению, возненавидела Нельгина, в котором,
даже и в его юном возрасте, чувствовался настоящий бунтарь, – возненавидела так, как
умеют только ненавидеть старые, мелочные, скучающие классные дамы из девиц. Ей
претили и движения Нельгина, и звук его голоса, и невольные привычные гримасы, и живость
его воображения, и еще многое, чего она себе объяснить не умела и о чем она потом забыла,
как забыла о самом Нельгине.
Это еще ничего, что Нельгина ежедневно оставляли без завтрака и обеда – он и так почти
ничего не ел, – и что его лишали свиданий – к нему никто не приходил, – но Вера Ивановна
выбрала с терпением и проницательностью мстительницы самое больное, чувствительное
место: она заставляла его стоять столбом во время общих прогулок. В это время другие дети
катались на гигантских шагах, строили великолепные пещеры из земли и песка или
устраивали из веток сады и огороды. А Нельгин стоял столбом, и стоял кому-то назло
добросовестно и терпеливо. Игры товарищей ему были уже неинтересны, но тут же рядом
простирался огромный луг, окаймленный густым лесом. Только потом, вернувшись в эти
места уже почти стариком, он убедился, что луг был не более ста квадратных саженей, а лес
– кусты жимолости, бузины и сирени. Но в то время это были прерии, пампасы и льяносы.
Стоял Нельгин столбом и думал: «Хорошо бы было нестись по этой зеленой степи, скривив
челюсть набок, как будто закусив удила, склонив голову, галопом; по этой необозримой степи,
усеянной ромашкой, одуванчиками и какими-то голубыми неведомыми цветами и остро
пахучими травами». И, конечно, если бы Нельгину сказали: «Вот, тебе прощаются все
многочисленные стояния, которые ты должен отбывать за свои провинности, но только
обещай, что, отбыв стояние столбом, ты не побежишь опять по траве», – то он, конечно,
Page 90/111