Page 21 - Ночь перед Рождеством
P. 21

Тут икотка, которая не переставала мучить голову во всё время сидения его в мешке, так
       усилилась, что он начал икать и кашлять во всё горло.

       — Ах, тут сидит кто-то! — закричали все и в испуге бросились вон из дверей.

       — Что за чёрт! куда вы мечетесь как угорелые? — сказал, входя в дверь, Чуб.

       — Ах, батько! — произнесла Оксана, — в мешке сидит кто-то!

       — В мешке? где вы взяли этот мешок?


       — Кузнец бросил его посереди дороги, — сказали все вдруг.

       «Ну, так, не говорил ли я?…» — подумал про себя Чуб.

       — Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не
       называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!

       Голова вылез.

       — Ах! — вскрикнули девушки.

       — И голова влез туда же, — говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног,
       — вишь как!… Э!… — более он ничего не мог сказать.

       Голова сам был не меньше смущён и не знал, что начать.

       — Должно быть, на дворе холодно? — сказал он, обращаясь к Чубу.

       — Морозец есть, — отвечал Чуб. — А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои
       сапоги, смальцем[44] или дёгтем?


       Он хотел не то сказать, он хотел спросить: «Как ты, голова, залез в этот мешок?» — но сам не
       понимал, как выговорил совершенно другое.

       — Дёгтем лучше! — сказал голова. — Ну, прощай, Чуб! — И, нахлобучив капелюхи, вышел из
       хаты.


       — Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! — произнёс Чуб, поглядывая на двери, в
       которые вышел голова. — Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!… Вишь,
       чёртова баба! А я дурак… да где же тот проклятый мешок?

       — Я кинула его в угол, там больше ничего нет, — сказала Оксана.

       — Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там ещё один сидит! встряхните его
       хорошенько… Что, нет?… Вишь, проклятая баба! А поглядеть на неё — как святая, как будто
       и скоромного никогда не брала в рот.

       Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на
       дворе, верно, есть час девятый.

        * * *



       Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего
       уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха под самым месяцем так, что если бы не
       наклонился немного, то зацепил бы его шапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже


                                                        Page 21/37
   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26