Page 31 - Севастопольские рассказы

Основания этого рассказа, что ротный командир был убит, и что Пест убил француза, были
справедливы; но, передавая подробности, юнкер выдумывал и хвастал.

Хвастал невольно, потому что во время всего дела находясь в каком-то тумане и забытьи до
такой степени, что всё, чт? случилось, казалось ему случившимся где-то, когда-то и с кем-то,
очень естественно, он старался воспроизвести эти подробности с выгодной для себя
стороны. Но вот как это было действительно.

Батальон, к которому прикомандирован был юнкер для вылазки, часа два под огнем стоял
около какой-то стенки, потом батальонный командир впереди сказал что-то, ротные
командиры зашевелились, батальон тронулся, вышел из-за бруствера и, пройдя шагов 100,
остановился, построившись в ротные колонны. Песту сказали, чтобы он стал на правом
фланге 2-й роты.

Решительно не отдавая себе отчета, где и зачем он был, юнкер стал на место и с невольно
сдержанным дыханием и холодной дрожью, пробегавшей по спине, бессознательно смотрел
вперед в темную даль, ожидая чего-то страшного. Ему впрочем не столько страшно было,
потому что стрельбы не было, сколько дико, странно [было] подумать, что он находился вне
крепости, в поле. Опять батальонный командир впереди сказал что-то. Опять шопотом
заговорили офицеры, передавая приказания, и черная стена первой роты вдруг опустилась.
Приказано было лечь. Вторая рота легла также, и Пест, ложась, наколол руку на какую-то
колючку. Не лег только один командир 2-й роты, его невысокая фигура, с вынутой шпагой,
которой он размахивал, не переставая говорить, двигалась перед ротой.

– Ребята! смотри, молодцами у меня! С ружей не палить, а штыками е..... их м… Когда я
крикну «ура! » за мной и не отставать е..... вашу м...... Дружней, главное дело… покажем себя,
не ударим лицом в грязь, а, ребята? За царя, за батюшку! – говорил он, пересыпая свои
слова ругательствами и ужасно размахивая руками.

– Как фамилия нашего ротного командира? – спросил Пест у юнкера, который лежал рядом с
ним, – какой он храбрый!

– Да, как в дело, всегда – мертвецки, – отвечал юнкер, – Лисинковский его фамилия.

В это время перед самой ротой мгновенно вспыхнуло пламя, раздался ужаснейший треск,
оглушил всю роту, и высоко в воздухе зашуршели камни и осколки (по крайней мере секунд
через 50 один камень упал сверху и отбил ногу солдату). Это была бомба с

элевационного станка , и то, что она попала в роту, доказывало, что французы заметили
колонну.

– Бомбами пускать! сук[ин] сын е..... твою м… Дай только добраться, тогда попробуешь штыка
трехгранного русского, проклятый! – заговорил ротный командир так громко, что батальонный
командир должен был приказать ему молчать и не шуметь так много.

Вслед зa этим первая рота встала, за ней вторая – приказано было взять ружья на перевес, и
батальон пошел вперед. Пест был в таком страхе, что он решительно не помнил, долго ли?
куда? и кто, на что? Он шел, как пьяный. Но вдруг со всех сторон заблестело милльон огней,
засвистело, затрещало что-то; он закричал и побежал куда-то, потому что все бежали и все
кричали. Потом он спотыкнулся и упал на что-то – это был ротный командир (который был
ранен впереди роты и, принимая юнкера зa француза, схватил его за ногу). Потом, когда он
вырвал ногу и приподнялся, на него в темноте спиной наскочил какой-то человек и чуть опять
не сбил с ног, другой человек кричал: «

коли его! что смотришь? » Кто-то взял ружье и воткнул штык во что-то мягкое. «A moi,
camarades! Ah, sacr? b...... Ah! Dieu!»19 – закричал кто-то страшным пронзительным голосом,

Page 31/326